Остановка была временная и потом, когда их неизвестная дорога продолжилась, он то и дело что слушал небольшие разговоры каких-то двух, по ощущениям всё так же молодых ребят, довольно аккуратно общающихся между собой. Иногда так и хотелось ляпнуть что-то, хотя бы попытавшись из всех лежачих узнать, куда они едут, но всё же, храбрости хватало пока что лишь на мысли.
Непонятно откуда он стал ощущать сильную панику. Она была где-то очень глубоко и подсказывала ему, что сейчас, вот-вот должно произойти что-то неладное. Иногда слышались суетливые передвижение кого-то по кузову, а порой даже то, как в магазин заряжаются патроны. Это ощущение никак его не подвело. После неожиданно появившегося свиста буквально за четверть секунды Рома подлетел со своего места под самую крышу, ударившись, кажется, своей спиной о железный каркас, но при этом, почти сразу почему-то ощущая боль, как что-то второстепенное. И когда даже снова оказался на полу, самое главное было как раз не это. Волновала сама паника, место и причину которой никак не возможно было понять.
Полуживые крики, перемешанные со стонами и тяжелыми, задыхающимися приступами тоже сейчас не имели особой важности. Он двигал своим тело, то и дело, цепляя ногами и руками кого-то поблизости. Развязать веревку за спиной было очень важно. Он пытался сделать это, как можно быстрее, слыша, как где-то поблизости зарождаются похожие звуки, как минимум сводящие его сума.
– Кто-нибудь! Эй! Развяжите мне руки! Ау! – кричал он, даже не на секунду не задумываясь о том, что его могут прибит те самые оруженосцы, которые кстати после удара все куда-то исчезли. – Эй! Помогите!..Господи…, – сказал он последнее слово куда более тихо, чем все остальные и поддался исходу.
Какое-то время его пленное и обессилившее тело осталось лишь просто лежать, никак не двигаясь, слыша всё те же муки и взрывы, зарождающиеся где-то рядом с ним. Воспоминания о Боге будто бы парализовывали его, зачем-то наводя на мысль о неизбежности и своём, почти пройденном пути. Тело всё больше расслаблялось, словно врастая в этот холодный и теперь ещё к тому же мокрый кусок железа. Вдруг неожиданно резко стало казаться, что так нужно и что так правильнее.
Когда сзади стало ощущаться, как кто-то пытается разрезать ему веревку, мозг поначалу даже хотел дать сигнал оставшимся силам и прокричать «не надо», но почему-то когда обе руки упали на пол и он смог пошевелить каждой по разным сторонам, первое, что он сделал – встал и как можно быстрее попытался снять с себя повязку. Почему-то, это оказалось не так просто. Она будто бы уже срослась с его лицом и ощущалось, что вместе с ней, Рома сдирает кусочки своей кожи на лице. Когда же наконец удалось её снял, то действительно он увидел свою серую и сухую кожицу на той самой грязно-белой повязке. Больше её трогать не хотелось, как, впрочем, и само лицо.
Когда получилось развернуться к выходу, то перед ним не оказалось никого. Почти… Были лишь те, кто лежал, с виду не издавая никаких признаков жизни. Он осторожно потрогал лежащего под ногами пожилого старичка, который безжизненно прижимаясь лицом к полу, с виду напоминал именно того самого убитого когда-то в подвале деда и понял, что он мертв. Дальше проверять, казалось, не имело смысла. Рома зашагал наружу, осторожно прикрывая глаза, уже через кусок брезента отчетливо видя, как там сияют яркие языки пламени.
Когда удалось осторожно высунуть голову, то первое, что удалось увидеть, был перевернутый впереди примерно такой же грузовик, который правда уже к этому времени почти сгорел. Где-то поблизости раздавались короткие, автоматные очереди, а с земли почему-то отдавало каким-то странным теплом. Спрыгнув вниз, он зашагал к краю дороги, пытаясь найти хоть что-то, что так волновало внутри. Убитый всем, он сам не знал, что именно было нужно, но это что-то очевидно имелось где-то здесь.