Остановившись в каком-то месте, он стал слушать, как кто-то пытается выдать им информацию, но почти безуспешно. Иногда лишь доходили какие-то невнятные слова, типа – норма, часы, перерывы и ещё что-то, менее слышимое. Поднять немного свой взгляд он всё же сумел в тот момент, когда их бригадир из их строя шел к одному из людей в защите и брал какие-то бумаги.
Дальше снова пришлось шагать. На этот раз немного под наклоном вниз, всё менее ощущая тот самый ветер, что ещё несколько минут назад казался ему почти убийственным, особенно в какой-то непонятной, легкой одежде. Когда он поднял свою голову, то они были уже примерно на два метра ниже, чем имелась та самая мостовая. Его взгляд успел лишь разглядеть вдалеке какие-то слегка побитые колонны, очень хорошо напомнившие о тех самых портовых фонарях на Васильевском острове, смотреть в детстве на которые было одним удовольствием. Этот вид очень быстро закрылся и дальше, над головой, виднелись лишь земляные породы, затем переходившие во что-то, подобное большой, металлической арки. Ноги в какой-то момент стали наступать на рельсы, а люди, что раньше тесно шли с боков, теперь всё дальше расходились друг от друга. Те, что были в костюмах и шагали с ними, на последнем, более ярком участке света стали понемногу замедляться, а после и вообще остались на своих местах, лишь спокойно поглядывая на скрывающиеся в полном мраке тени черных людей, в числе которых был и он.
– Семеныч, мы там вам на втором километре всё оставили. Заберете, как дойдете. Не обессуть. Сил уже не было. Мы там всё покидали, как было и побыстрее наверх, – говорил ему невидимый, грубый голос, доносящийся откуда-то спереди.
– Не беспокойся, Андрей Михалыч. Мы люди не гордые. Найдем, – отвечал тот в ту же, как казалось, пустоту.
Пройдя ещё метров тридцать, впереди стали вырисовываться темные силуэты, которые всё больше приобретали человеческий вид. В какой-то момент их уже насчитывалось столько же, сколько было и их. Это действительно шли такие же худые и мрачные, все покрытые какой-то копотью люди, чьи взгляды, по праву, казались куда более вялые и безжизненные.
Далеко прошли то, – раздался с их стороны старый и хриплый знакомый голос деда.
– На метров пятьдесят, Василич. Как ублюдок то наш и приказал, – ответил всё тот же голос.
– Мужики!
– Да какие там? Быстрее бы уже добраться, да и дело с концом. Домой все хотят. Свобода шутка такая.
– Это точно, – вмешался Иван Семёныч.
Когда их тела, идущие прямиком на встречу, сблизились на самое, что есть близкое расстояние, все они, между собой, стали обниматься друг с другом, по всей видимости, таким образом выражая жест приветствия и одновременного прощания. Роме ничего не оставалось, как пытаться делать тоже самое. Он легко и неуверенно обнимал горячие и отдающие какой-то пылью тела, идущие навстречу.
– Это ещё кто? – вдруг неожиданно спросил чей-то голос, остановив всё то большое движение.
– Это? Это наш новенький. Рома.
– А чего это он такой… длинноволосый, с бородой ещё к тому же. Хм. Странно, – сказал тот самый Андрей Михалыч, с длинными усами, который, по всей видимости, был их главным. – Ты чей будешь? – более грубо и с какой-то опаской спросил он.
– Сказал, что одиночка. Заблудился, – ответил голос Ивана Семеныча.
– Одиночка? Интересно.
Вдруг, всё внезапно погрузилось в какое-то молчание, которое уже, как ощущалось, становилось более тяжелым и невыносимым.
– Ты смотри с ним осторожнее. Больно ж он мне сектанта напоминает. У нас такой уже был, помнишь? Зашлют ссученых, а потом ищи их, – сказал он и пошагал дальше.
Те, что шли из туннеля двинулись дальше, а их бригада всё ещё оставалась на месте, лишь только больше заставляя Рому пускать пот по всему телу. Вдруг, в какой-то один из тех неспокойных секунд, к мертво стоящему телу подошел тот самый злой и маленький дед, начав впиваться в его испуганное лицо.
– Если я вдруг узнаю, что ты к нам специально засланный, ох… – стал тяжело дышать он. – Лучше тебе самому здесь подохнуть. Поверь, – сказал он и немного задев его по плечу, двинулся дальше, поведя следом за собой всех остальных.
Роме хотелось сказать и хоть как-то доказать обратное, но всё таки больше внутри него был именно страх. Бояться пришлось даже своих мыслей, ведь, иногда, порой именно это, чего не хотелось понимать деду, и казалось его целью. Он ведь не был никаким горняком и уж тем более шахтером. Всё, что он мог делать, это… Да, кажется, дальше стоило лишь просто отбросить все эти мысли и просто идти.
Чем глубже они спускались вниз, тем почему-то теплее ощущалось всё внутри. Стены, которые иногда задевало его тело, казались слегка теплыми, а воздух, мертво стоящий в одном пространстве, даже мог согреть его замерзшие ноги. Всё ближе виделся яркий свет, горящий в метрах ста от них и отображающий лишь груды камней по бокам и какие-то установки. Плотная веревка, всё это время лежавшая прямо под рельсами, заканчивалась на стоящих близи железных тележках, которые лишь яснее отображали ту самую работу, что ждала и его тоже.