Молчание.
- Кто вас впустил? Я всегда знала, что слуги - растяпы, но это переходит всякие границы, - она лениво потянулась к серебряному колокольчику, чтобы вызвать прислугу.
- Чикита! - негромко позвал вошедший.
Что-то очень давнее, но близкое и знакомое послышалось ей в его голосе. Кто он? Она пристальнее вгляделась в его лицо.
- Бартоломе! Неужели?
Чикита помнила все. Они расстались семь лет назад. Семь коротких лет. Но как же давно это было! Словно в другой жизни. Он стал совсем другим. Отчего эта горькая, презрительная складка губ, грусть в глазах?.. Неужели она тоже изменилась и теперь совсем не походит на прежнюю веселую девчонку? Ах, Бартоломе, сколько воспоминаний!.. Только... к чему они? Нет-нет, она не позволит прошлому вот так нежданно-негаданно вторгнуться в ее настоящее!
- Зачем ты пришел?
- Не знаю. Наверно, хотел еще раз взглянуть на тебя, - Бартоломе говорил медленно, как будто слова давались ему с трудом.
Чикита молчала и ждала, что он ей скажет. Замолчал и Бартоломе. Он не знал, как объяснить свое неожиданное появление, и все сильнее ощущал нелепость создавшегося положения. Казалось, сам воздух в покоях красавицы стал плотнее и гуще, и требовалось немало усилий, чтобы разорвать эту гнетущую тишину. Чикита первой нарушила тягостное молчание.
- И это все, что ты хотел мне сказать?
- Чем дольше люди не видятся, тем меньше они могут сказать друг другу при встрече.
- И тебе не интересно узнать, что произошло со мной за годы разлуки?
- Ты присвоила чужое имя.
- Неправда. Я была замужем.
- И где же он?
- Кто?
- Твой муж.
- Умер. Умер, оставив мне все свое состояние.
- Как вовремя! - усмехнулся Бартоломе.
- Он был тяжело болен.
- И ты?..
- О, я пыталась его вылечить! Я наняла самого лучшего врача!
- Дорого берет этот... врач?
- Ровно столько, чтобы каждый получил, что ему причитается. Мой бедный муж обрел покой, я - свободу и богатство, врач - достаток.
- Ты преступница, Чикита.
- А разве твои руки не в крови?
- Как можно жить в грязи и при этом оставаться незапятнанным? Я таков, как все. Я таков, как мой век.
Она еле заметно улыбнулась. Они по-прежнему понимали друг друга. И не осуждали.
- Скажи, - спросила она, и голос ее слегка дрогнул, - ты хоть иногда думал обо мне? Вспоминал ли хоть иногда, как я тебя любила?!
- Чтобы по-настоящему понять, чем мы обладали, нужно потерять это, - вздохнул Бартоломе.
- Помнишь, как ты бросился с кинжалом на верзилу Санчеса? А все потому, что ревновал меня!
- Я был глупым, взбалмошным мальчишкой.
- Ты был бесстрашен. Ты не боялся ничего, даже смерти.
- В юности человек не боится потерять жизнь, он еще не знает ей истинную цену.
- Ах, ты вздумал философствовать!
- Одиночество сделало меня философом.
- И ты еще смеешь говорить об одиночестве! - воскликнула Чикита. Всю ее напускную невозмутимость как рукой сняло. - Я живу в этом городе полгода и каждый день слышу о скандальных похождениях дона Бартоломе де Сильвы! И после этого у тебя хватает наглости утверждать, что ты одинок!
- Одиночество в уединении не страшно, страшно одиночество среди людей, - грустно улыбнулся Бартоломе.
- Среди людей?! Среди женщин, хотел ты сказать?!
- Тебя это задевает?
- Нет, ничуть, - Чикита обиженно поджала губы, поняв, что выдала себя с головой.
Они ненадолго замолчали.
- Я совершил ошибку, - сказал наконец Бартоломе.
- Какую на этот раз? Твоя жизнь - непрерывная цепь ошибок, - Чикита все еще злилась.
- Я совершил ошибку, придя сюда. Мы стали чужими. Слишком много времени прошло...
Бартоломе двинулся к выходу, но очень медленно, словно ждал, что его остановят. И не ошибся: Чикита окликнула его.
- Бартоломе, - негромко произнесла она, - ты можешь остаться...
И тут не выдержал Бартоломе и тоже дал выход долго сдерживаемому раздражению.
- Прекрасная графиня, верно, путает меня с толстобрюхим монахом! - в сердцах воскликнул он.
- О чем ты? Ах да, брат Франсиско...
- Да-да, преподобный настоятель, святой человек! Он бывает тут два раза в неделю.
Чикита и не подумала каяться. Вместо этого она радостно рассмеялась.
- Черт возьми, да ты глаз не спускал с моего дома! Ты бродил под окнами, как влюбленный мальчишка!
Бартоломе не легко было смутить, но тут он понял, что проговорился, как чуть раньше это случилось с Чикитой.
- Ничуть, - растерянно пробормотал он, - но об этом говорит весь город...
- Лжец! Лицемер! И всегда был таким! Ты никогда никому не говорил правды. А если она сорвется с твоих уст - ты стыдишься!
- Нет-нет. Самое сложное - это не лгать самому себе, а себе я не лгал никогда. Не у всех хватает мужества не обманывать самого себя.