Едут за нами и смеются, наблюдая вождение новичка.
Саша в нервном возбуждении, взвинчен. Я и даже дочка, сидящая сзади, посередине, просим его не гнать так быстро. Он грозится нас высадить. Мы замолкаем, тревожно поглядывая в окна и назад, на друзей.
Дорога пустая и вдруг одна встречная машина обгоняет другую, приблизившись к нашей полосе, Саша резко крутит руль вправо, и мы летим с откоса.
За две секунды до полета вниз — метра три — я как наяву увидела картину: дочка летит с сиденья сзади вперед и головой пробивает ветровое стекло… осколки, кровь… и «услышала» крик моего ребенка!
Я успеваю на лету повернуться назад и разворачиваю руки на всю ширину, левой рукой придерживая голову дочки, а правой закрываю пространство впереди, тем самым, как бы в распорку, застреваю сама и закрываю пространство для полета ребенка с заднего сиденья.
Упали мы в мягкое болотистое место. Мою дверь заклинило, но я, ободравшись, вылезла в узкую щель. Со всех сторон к нам бежали какие-то люди и наши друзья, ехавшие за нами.
Дочка, кричавшая потому, что на нее упал транзисторный приемник и разбил до крови голень, сидела в шоке; между мной и водительским креслом стоймя стоял столовый нож лезвием кверху, что было необъяснимо! Возможные последствия этого могли быть чудовищны. Мои раскинутые руки спасли дочку и меня, потому что я как бы застряла и благодаря этому мы не полетели головами вниз.
Помню я все плохо. Был шок, да и десятки лет стерли следы из памяти.
Саша вылез из машины и даже с трудом встал. Обошел вокруг и посмотрел, как сложился лонжерон. У него были сильно разбиты губы и кровоточил нос: он ударился о руль. Встал и тут же упал…
Приехала милиция, скорая помощь, и нас увезли в госпиталь. Алину, дочку, забрал к себе домой кто-то из местных городских начальников, видимо, по просьбе моего отца.
У дочки были разбиты лоб и голень. У меня — только синяки и царапины от того, что я вылезала в узкую щель помятой двери машины. Меня спасла моя позиция боком, потому что я держала руку поперек машины, чтобы дочка не выскочила головой вперед в стекло при падении машины вниз (как мне привиделось за несколько секунд до падения), и я удержалась.
Я провела с мужем в госпитале несколько дней, у него был диагностирован компрессионный перелом позвоночника, и транспортировку в Москву не разрешали.
Со временем с этой травмой возможно было справиться и восстановить здоровье.
Но при лечении стафилококковой инфекции в Кремлевской больнице при переливании крови его «наградили» вирусом гепатита Б. Оказалось, что во время нашей поездки он уже заболевал, находился в продромальном периоде и ситуация дала резкий толчок болезни. В состоянии продромы (начало заболевания) он не справился с управлением той самой вожделенной машины, ради которой так тяжело работал и жил в разлуке с семьей.
От стресса и травмы болезнь резко обострилась, и Саша впал в кому, из которой врачи Брянской областной больницы не смогли его вывести, хоть и старались. Рядом с ним постоянно находились врач и глубоко беременная медсестра, хотя он, возможно, был заразен.
Мой свекор смог отправить группу медиков из Кремлевской больницы, но погода была нелетная и они выехали на машине. Приехали к утру, когда пациент уже остыл.
Я в определенный момент увидела и поняла его смерть и отошла от его кровати.
Врач и медсестра беспомощно сидели рядом.
Я валялась на какой-то каталке в коридоре в беспамятном сне — двое суток я от Саши не отходила ни на шаг и не спала совсем.
Медицинская бригада, приехавшая с опозданием из Москвы, забрала меня из больницы.
Перед отъездом ко мне подошел главный врач и сказал, что я могу подать на них в суд, так как они не справились (они даже не смогли поставить подключичную капельницу — то ли от неквалифицированности, то ли от недостатка чего-то).
Я вяло промямлила, что могу, но это мне мужа не вернет.
Привезла я тело назад в Москву на машине московских медиков.
Ему было 35 лет и на похоронах кто-то сказал, что он спешил жить… Ведь в 35 лет у него уже был весь комплект успешного (или удачливого) советского человека: квартира, машина, дача.
Мы остались с дочкой одни.
Мы прожили вместе с первым мужем 17 лет. Работали, растили дочку. Он был очень ревнив, что омрачало наши отношения. Я — кокетлива, но безгрешна! Может, по нравственным, но и по медицинским причинам: боязнь заразы, беременности, интриг и лжи, и других негативных моментов, разрушающих брак, душу и саму жизнь, как правило!
Довольно долго я восстанавливалась; продала, что можно было продать, привыкала к роли вдовы и главы семьи, ответственной за всё. Было нелегко!