Спали мать с дочерью в одной комнате, разделенные мебелью.
Нечаянно замеченная мастурбация матери, вначале непонятная, впоследствии оставила сильный негативный, но и поучительный след в душе и в закоулках памяти.
Мать многие годы была одна.
Только значительно позже, когда Вера была уже замужем, у матери появился постоянный любовник, намного моложе, статусный и симпатичный. Мать гордо представила его дочери, случайно заставшей их полураздетыми.
Вера искренне радовалась за мать. Ей минуло пятьдесят лет тогда, по теперешним меркам — еще молодая женщина. Но связь длилась недолго — он был женат.
Вера рано вышла замуж на первом курсе института. Дефлорация случилась спонтанно. Мальчик, однокурсник, ставший уже близким другом, всегда был рядом, даже в трудную минуту, и однажды сказал: «ТАК надо!» — и она поверила, забыв заветы и советы матери.
Он казался надежным. Таким и оказался. Она представила его строгой матери, он ей понравился.
Мать, считая себя умноделикатной, опытной и дирижирующей окружающими людьми женщиной, выпытала секрет у дочери «об отношениях УЖЕ!» и, дознавшись, что да, сказала, что им надо срочно жениться. Вера не хотела следовать советам матери, но и повторять ее жизненный опыт тоже.
Трудно сказать, любила ли она предоставленного ей Богом и Судьбой.
Безусловно, он был самым близким человеком и, видимо, любил ее. Но он прожил недолго. Вера овдовела в очень молодом возрасте.
Эта неуверенность в чувствах мужчины и своих, полученная от обожженной матери, сформировало всю жизнь Веры — она не верила в любовь. Ведь мужчинам нужно только ОДНО! Конечно, подразумевался секс, но такого слова не было в словарном запасе большинства советских людей и «это» обсуждалось иносказательно, шепотом и стеснительно.
Так случилось, что, прожив длинную жизнь, Вера вряд ли кого-то по-настоящему любила.
Влюблялась — да! Нечасто, но окрашено это было всегда в черные цвета сомнений: как быть, идти ли на интим? А страх беременности? А страх заразиться венерической гадостью? Она всегда думала об очереди предыдущих партнерш по сексу у оказавшегося рядом, тяжело дышавшего от возбуждения мужчины и о безусловной «грязности» его предыдущих партнерок.
И эта мысль, будоражившая ее мозг, загораживала и ее сексуальные ощущения, и смелость, и заставляла держать стягиваемые с нее трусы (иногда, не часто) изо всех сил… Она научилась превозмогать свое возбуждение, желания и чувства.
Портрет матери как бы стоял в углу зрения, назидательно грозя пальцем! И Вера давила в себе всё — и физиологию, и романтизм, и чувства симпатии к человеку в тактильной близости. Другие, не привлекательные для нее, и приблизиться не могли. Шел жесткий отбор в голове; гормоны и чувства не считались значимыми и отвергались рассудком, как неконструктивные. Ущерб сознательно подавлялся нарочитой брезгливостью, скрываемой сексуальностью.
К тому же она была малообразована в области физиологии женской сферы (и сексуальной, в первую очередь), как большинство советских людей в то время царствующей ханжеской морали.
Люди шепотом говорили на темы сексуальной близости, любое отступление от общепринятых представлений осуждалось; «рабоче-крестьянское» расположение партнеров считалось единственной нормой. Всякие отступления, ухищрения, фантазии были вне рамок приличия. Даже словарный запас на эту тему у советских людей был минимальный, формальный и застенчивый. Помню исследования сексологов в этом ракурсе смешили, определив словарный запас на тему любви и близких отношений с женщиной среди офицерского командного состава — в цифру 15–20 слов, после чего они переходили на неформальный и матерный сленг; среди простых необразованных французов — больше 100 слов. Я могу ошибаться в цифрах, но их порядок был таков.
Говорить об ЭТОМ было не принято, или только шепотом на ухо и самым-самым…. Но лучи солнца от западного раскованного мира проникали во все сферы, и в область человеческих отношений тоже, включая сексуальную сферу.
В 90-е годы устои зашатались, и свобода всего стала просачиваться во все дыры и щели. Пересматривались многие советские ограничительные рамки. Советская мораль тоже подверглась остракизму.
Врачи, психологи и даже, по новой терминологии, — сексологи начали пропаганду медицинских, научных и психологических знаний в просветительских лекциях среди населения.
Лекции по сексологии были востребованы, как воздух. Собирались огромные аудитории на лекции по осведомительной сексологии, включая обсуждение сексуального поведения партнеров и, о, ужас! Об оргазме, этом признаке западного разврата. Шоковые реакции у людей выражались и цветом лица, и потоотделением, и нервными движениями. Даже температура в помещении повышалась. Помню, секс-терапевт Московской школы сексологов, молодой интересный мужчина, поделился со мной отзывами женщин трудового коллектива ткацкой фабрики: они ходили на все лекции с ожиданием невероятных эротических реакций их тела на его слова, возбуждение вызывало повышенную секрецию всех органов. «Мы все в мокрых трусах», — поясняли они.