2
Но тут так жизнь перевернулась,
Что мы в Америке проснулись.
Уехали, оставив Филю
На попеченье простофили.
Он обещался быть почаще,
Жить в доме и писать работу,
Кормить котярочку послаще
И проявлять о нем заботу
И вдруг произошло несчастье:
Возник пожар по чьей-то власти.
Сгорел наш домик, как соломка,
Прорвав в судьбе беды заслонку.
Когда пожарные огонь тушили,
Соседи, те, что с любопытством подходили,
Видали, как какой-то серый кот
Глядел, как злой огонь его домишко жрет.
Потом уж кто-то догадался,
Что кот из дома этого спасался…
Тут оглянулись, а кота и след простыл.
Его позвали, не увидев, пожалели,
В пожарные свои машины сели.
Огонь, всё съевший, и не дотушили
А через час кота и дом забыли.
Огонь сожрал всё наше счастье:
Любимый дом, машину, сласти,
Припасенные в подполе, все вещи,
Оставив след в душе зловещий.
Лишь только на ветру дверь белая качалась,
Которая огнем пожара не тронутой осталась.
Труба печная дыбилась ужасно.
И под крыльцом — грузовичок игрушечный,
Хотя огонь здесь бушевал нешуточный!
Он вызывал болезненную жалость.
Как о несчастье мы узнали,
Так сон и счастье потеряли.
Всё плакали и вспоминали,
Бессильно кулаки сжимали.
Кто это сделал — неизвестно;
Писать об этом неуместно.
Потери боль забыть старались,
Но кот и дом не забывались.
3
И вот мы наконец в Москву вернулись,
Где всё за наш отъезд перевернулось.
И нам не оказалось места
Для жизни прежней, беспроблемной.
И встали мы перед дилеммой:
Вновь строить дом или забыть всю боль,
Пытаясь дальше жить.
Но я кота не забывала,
В тревожных снах его искала.
Однако ехать на пожарище боялась,
А в сердце боль не прекращалась.
И наконец поехала туда однажды,
Но подойти к руинам не отважилась.
Ходила рядом и кричала: «Филя!» —
Что было слышно даже за две мили.
Так было много раз, не помню…
Но все же подошла я к дому.
И сердце сжалось в ком опасный.
Я плакала и всё звала кота.
Напрасно! Но знала я, коль он живой,
Приходит каждый день домой.
Но дома — нет, хозяев тоже,
И думает несчастный Филя мой,
Что бросили его, похоже.
Однажды мне соседка позвонила,
Всё знавшая. Она-то и спросила
Своих соседей дачных про кота:
Не видели ль такого? И ей сказали: «Да!»
Уже два месяца подряд, часам к пяти
К их дому приходит серый кот,
Больной и незнакомый.
Придет, его покормят,
А он чуть-чуть в углу поспит
И вновь уходит, на судьбу сердит.
Хотя его жалели там по-доброму,
Не оставался в доме том подолгу он.
Куда-то торопился, что-то ждал,
Наверное, своих хозяев он искал
Или боялся пропустить их, сидя возле дома,
Где пахло всё горелым, незнакомым.
4
И вот, дрожа, я еду к этим людям
В надежде, что тот кот к пяти часам прибудет,
Чтобы узнать его иль вновь уйти ни с чем…
(Нет более тяжелых для рассказа тем!)
И я пришла, вернее, прибежала,
Вошла на кухню и, увидев, задрожала:
Кот был похож на Филю лишь размером,
Был грязным, тощим, драным,
правда, тоже серым.
Его схватила на руки, удерживая с силой,
Прижав к груди и повторяя имя,
Руками гладила — всё было незнакомо:
И узкие глаза, и голос сиплый,
И тусклая и спутанная шерсть,
И тонкий хвост — представьте сами!
Я не уверена была, что это Филя мой:
Кот был ужасно жалкий и больной.
Не радость узнавания,
А боль он мне принес!
И он не признавал меня,
Ворчал, как пес.
Он вырваться пытался из моих цепких рук,
Но я всё гладила, массируя,
Как прежде, спинку и… О, вдруг
Он вспомнил мои руки
И головочку прижал к груди моей,
И рваться перестал.
Вздохнул несчастно и затих покуда,
Надеясь, видно, в сотый раз на чудо.
Слезами захлебнувшись,
Я рыдала, и люди,
Жившие в том доме, тоже.
Баюкала я Филю, целовала и качала
И, кажется, была на сумасшедшую похожа.
Я нежно, но и крепко Филечку держала,
Но он, узнав меня, уже не вырывался,
Лишь щурил гнойные глаза.
И злость его пропала,
Головку спрятал в мои руки
И уснуть пытался.
В машине повезла его в Москву домой,
Всё время повторяя: «Боже мой!»
Он сипло хрюкал в знак блаженного покоя,
А я боялась шевельнуться, чтоб его не беспокоить.