Я уже было вздохнул спокойно, мол, снова пронесло. Но, как оказалось, на этот раз это было только начало.
В больнице, где меня прооперировали, был стандартный подход к послеоперационной реабилитации больных – таким, как я, например, 2 раза в день ставили капельницу с метрогилом, а вечером кололи внутримышечно ещё какой-то антибиотик. У метрогила есть много побочных эффектов, в том числе спутанность сознания, галлюцинации и так далее. Конечно, это проявляется не у всех и в разной степени. Анализы крови у меня взяли всего 2 раза – до операции и после. А дальше просто вливали антибиотики, ничего уже не контролируя. Наверное, именно поэтому и произошли события, описанные ниже. Зачем я вообще всё это решил описать? Дело в том, что я считаю себя исследователем. И меня всегда восхищали учёные, которые, даже зная, что они погибают, находили в себе силы вести дневник наблюдений до самого конца. Как, например, тот самый исследователь, который до последнего момента вёл записи, пока его стратостат падал из верхних слоёв атмосферы. Поэтому, даже находясь в состоянии полной депрессии, я обещал себе, что обязательно опишу всё, что со мной происходило, при первой же возможности. Ведь такое максимально точное описание своих ощущений и состояний может помочь науке облегчить страдания пациентов. Естественно, имена и некоторые незначительные детали здесь не совпадают с реальностью, но всё, что на мой взгляд имеет значение, я попытался передать с педантичностью ученого.
Итак, меня после операции привезли в палату, где я и проспал до утра. Утром я сдал на анализы мочу и кровь. Это был последний раз, когда у меня брали анализы. В дальнейшем было лишь измерение температуры утром и вечером. Также в коридоре на столе у медсестры лежал тонометр, и все желающие могли сами измерить себе давление. Затем мне поставили капельницу с метрогилом. Возможно, метрогил или ещё что-то мне вводили и после операции вчера вечером, но этого я не помню. Метрогил с тех пор мне ставили дважды в день – утром и вечером, а также кололи внутримышечно ещё какое-то средство, по словам медсестры, тоже антибиотик.
Я интересовался тем, что мне вводят, просто по привычке научного работника – протоколировать весь ход эксперимента. Никакого беспокойства по поводу возможных побочных эффектов я не испытывал, да и не знал о них. Я был благодарен врачам за то, что они фактически спасли меня в последний момент времени. И с благодарностью принимал дальнейшее лечение. Поэтому, когда у меня началось расстройство сна по ночам, я это списал на свою впечатлительность и смену обстановки. Однако, каждую последующую ночь ситуация усугублялась – у меня поднималось давление, сердце учащённо колотилось, я не понимал, из-за чего это происходит. Подсознательно я стал побаиваться приближения ночи, хотя днём я себя ещё полностью контролировал, с интересом общался с другими обитателями нашей палаты. Ещё меня позабавило то, что номер нашей палаты заканчивался на цифру 6. Я так и говорил своим соседям: – Мы не зря собрались все здесь – в палате номер шесть!
К слову сказать, все пациенты, которых я встретил в этой палате, были очень интересными людьми. Помню, у нас зашёл как-то спор о том, какой носитель информации является самым надёжным. Компакт-диск? Винчестер? SSD? В итоге пришли к выводу, что самый надёжный носитель информации – человеческая память. Если человек хороший – о нём будут помнить всегда.
Нет, конечно, были и исключения из правил. В нашей палате побывали не только интеллигенты. На третий день моего пребывания в больнице нам в палату положили парня с аппендицитом, как у меня. Но затем в тот же день парня перевели в другую палату, а нам на его место привезли отнюдь не интеллигентного вида детину с щетиной после операции по удалению грыжи. У него из мочевого пузыря была выведена трубка, на конце которой висел мешок для сбора мочи. Его переложили на кровать, при этом он не вполне культурно выражался. Немного отдышавшись, он объявил на всю палату: – Здорово, мужики! Меня зовут Пётр.
В палате повисла неловкая пауза. Слишком велик был контраст между нашими интеллигентными разговорами и таким бесцеремонным поведением. Тем не менее, человек поздоровался, и я первый нарушил немного затянувшуюся тишину: – Я – Глеб.
– Глеб, понятно, – услышал я удовлетворённый голос.
Представились и другие. Правда один дедушка, похоже забыл своё имя: – Меня зовут… Меня зовут, – повторял он.
– А меня, когда надо, тогда и зовут! – подвёл итог детина. И добавил, как бы невзначай: – Ох, как курить охота.
Но здесь его ждало самое большое, наверное, разочарование в его жизни: никто не кинулся к нему с замусоленным бычком и не дал затянуться по полной. В палате были некурящие интеллигенты, что с них взять?! Детина что-то пробормотал невнятное, видимо жалуюсь на судьбу, которая закинула его в такое гиблое место, и вдруг новая мысль осенила его чело: – Мужики, позовите сестру, мне в туалет надо! Сестру позвали, но она категорически запретила ему вставать, ведь его только что прооперировали: -Да и одежды у вас нет никакой, вас привезли к нам голым!