Кажется, я успел как раз под конец представления. К запаху пота и резины примешался вдруг еще один – опасности. Скамьи у выкрашенных мутной серой краской стен были полны разбросанной одежды, и людей тут было немало… но в то же время царила неприятная такая, злая тишина. Петр со спущенными штанами безвольно повис на руках одноклассников, Игорь стоял на коленях, что-то вытирая с лица, и беззвучно плакал. Никогда не видел, чтобы кто-то так плакал.
– Что, голубки! – выступил вперед Андрюха. – Влюбленные… довольны? Ну что же ты стесняешься, Игорек, ртом ты работаешь хорошо. Да и сделать приятно любимому – это же за милое дело. А что при всех, так бывает. И видео это мы в сеть пустим. Звездой Ютуба будешь…
До меня не доходило, что они сделали. Вернее, отказывалось доходить. Петра отпустили, и он безвольно упал на колени. Посмотрел на Игоря, прошептал что-то неслышно и вдруг отвернулся, дрожащими руками стараясь натянуть штаны. Будто ему было стыдно. Нет, ему действительно было стыдно, но еще больше – больно. Как и всем тут, помимо Андрюхи. Но вступиться за гея идиоты не осмеливались. А я? Я осмеливался?
– Кому скажешь, что это мы, уроем, – продолжил Андрей, хватая Игоря за волосы. – Не надо так на меня смотреть. Ты пидор. Дерьмо. Конченый. И таких как ты – быть не должно.
Игорь молча поднялся, взял сумку и вышел. На Петра, да и на остальных, даже не глянул. Лишь на меня почему-то. Не осуждающе, нет… как-то…
Я стоял под холодным душем, опустив голову, смотрел, как стекают по ногам, вихрятся у ступней водяные струи. Я вспоминал глаза Игоря и понимал все яснее… С таким взглядом не живут. Точно не живут. И потому я не могу больше стоять и ничего не делать. Закрутив воду, я быстро оделся, собрал разбросанные вещи Игоря в его сумку, и, проигнорировав звонок, выбежал на улицу. Он даже переодеться не успел.
Дождь уже успел закончиться. Разливалась вокруг жара, тихо перебирал ветер ветви берез. Домой он в таком состоянии не пойдет. По улицам – тоже. Скорее всего забьется куда-то в угол, а угол тут один – небольшая рощица за школой.
Я бежал и боялся опоздать или что его там не будет. С каждым шагом понимал все яснее, что я сволочь. Не надо было с самого начала отпускать Игоря одного. Надо было помочь, а не бояться этого урода Андрея, заступиться. Надо было что-то сделать…
Игоря я нашел далеко не сразу, облазил всю рощицу, едва не переломал ноги, споткнувшись о низко растущую ветку, проклял все на свете, чуть было не влетев в кучу стекла, и вдруг заметил его… и замер. Он лежал прямо на мокрой после дождя земле, в зарослях молодой крапивы, свернувшись в клубок, и мелко дрожал от рыданий. Я опустился перед ним на корточки, некоторое время сомневался, воровато оглядывался, боясь свидетелей, а потом плюнул, оторвал его от земли и прижал к себе. Потому что не мог иначе.
Он был слаб, как ребенок. И плакал как ребенок, горько, навзрыд. И успокаивал я его как ребенка – укачивая и что-то шепча в светлые, пахнущие кровью волосы. Что? Не помню. Что-то глупое, бесполезное.
– Идем ко мне, – вдруг предложил я. – Я тут недалеко живу. Вымоешься, очнешься. Родители уехали на курорт, брат в общаге. Никто тебя не увидит. Идем. Там сможешь выплакаться, обещаю. А теперь вытри слезы, соберись и идем. Потерпи еще чуточку.
Он будто не услышал, продолжая мелко дрожать. Я один за другим осторожно выбрал листики из его волос, поглаживая мокрые щеки Игоря тыльной стороной ладони. Я боялся дышать. Боялся смотреть в его широко раскрытые глаза, в которых клубился ужас и стыд, на его слипшиеся от слез ресницы и искусанные до крови губы. Я достал из сумки, заставил его надеть и молча застегнул на нем легкую куртку, чтобы хоть немного скрыть слезы грязи на футболке. Заставил его натянуть прямо на шорты штаны, сам застегнул застежку ремня, пока он стоял, не осмеливаясь поднять на меня взгляда. Но хоть не дрожал уже и не плакал, и на том спасибо.
– Иди! – приказал я, и он пошел.
Безвольно, как баран на веревочке. А куда ему деваться – в этом мире я был единственным, кто его считал человеком.
Мы медленно шли по разбитому асфальту. Молча. Рука об руку. Два человека, которые еще вчера почти друг друга не знали. Прошли мимо начинающих цвести кустов акации, поднялись на четвертый этаж, не отрывая взглядов от побитых временем ступенек. Игорь уже не плакал – такие, как он, на людях вообще плачут редко – вошел в мою квартиру, бросил куртку на пол и поперся в ванную. Сидел он там долго, наверное, пару часов, вышел в одном обернутом вокруг бедер полотенце, с до крови содранной на плечах кожей. Чувствовал себя грязным. Как же я его понимал. Я тоже так себя чувствовал. Только до сих пор не отдавал себе в том отчета. А насмотревшись на Игоря…