– Тебе не противно? – спросил он, вновь опустив голову.
Он боялся на меня смотреть, а все равно говорил… страшные слова говорил:
– Если противно, я пойму. И уйду. Ты только скажи.
Знал бы он… насколько мне было не противно. Я понимал, что мои чувства не в тему, но не мог удержать невольной дрожи. Молодой парень передо мной. Идеально вылепленное тело танцора, плавные, гибкие движения, перекатывающиеся под кожей кубики пресса. Хорошо, что я сидел. Стоять бы я сейчас, наверное, не смог – колени не держали.
– Нет, – честно ответил я.
И, сам не зная почему, добавил:
– Не вини Петра. Он боится, понимаешь?
– А ты что понимаешь?
– Я такой, как и ты.
– Такой? – Игорь медленно поднял голову, и в тусклых глазах его появился огонек жизни.
И я понял, что надо делать. Или чего не надо, сложно сказать. Я просто встал, подошел, притянул его к себе и поцеловал, несмело, неловко, будто и целоваться не умел. Игорь замер на миг. И когда его глаза вспыхнули желанием, когда он прижался ко мне, вплел пальцы в мои волосы и впился в мои губы жарким поцелуем, я не поверил, что все это реально. Он хотел в этот миг быть любимым. Я хотел искупить вину. За себя, который не вмешался, за сверстников, которые втоптали его в грязь. На наш долбаный, криво устроенный мир. Мать твою! Я не виноват, что я такой, какой есть! Он не виноват!
– Возьми меня, – прохрипел Игорь, когда я нашел в себе силы оторваться от его пухлых губ.
Я великолепно знал, что нельзя, но не мог и не хотел отказывать. У меня крышу снесло. Я схватил его за руку и, втащив в спальню, швырнул на кровать, срывая с него полотенце. Я оторвался от него на миг, чтобы стянуть через голову футболку и с облегчением услышал его разочарованный стон. Я жадно пил сладость его губ, одновременно подготавливая его к продолжению. Я пытался быть нежным. Я боялся, страшно боялся его ранить и в то же время страстно его хотел. Я бы не зашел в тот день дальше касаний и поцелуев, но Игорь убивал меня своей страстью, цеплялся в меня, как в последнюю соломинку, плакал и умолял поторопиться. Если б я был постарше и поопытнее…
Но прошлое не терпит слова «если».
Я жалею и не жалею о том, что произошло той ночью. Наверное, так должно было быть. Наверное, именно моя ошибка спасла тогда Игорю жизнь…
А мне испоганила. Впрочем… глядя на все это с перспективы сегодняшнего дня, может, оно и к лучшему».
Телефон опять зазвонил вовремя, как будто чуял, что на сегодня я закончил. Я опустил крышку ноутбука и с удивлением посмотрел на стоявший на столике чай. И когда Игорь только принес? Уже успел остыть. Сам Игорь лежал на диване, свернувшись клубком, а Аврора сидела у его бока, посматривая на меня злыми, поблескивающими в полумраке глазками. Мол, не лезь, цапну.
Лезть я и не собирался. Я поднял трубку, услышал уже выученное наизусть, пьяное и едва слышное:
– Забери меня.
– Откуда тебя забрать?
– Бар на площади.
И вновь раздраженные гудки. Повесил трубку.
– Ты дурак, – сонно сказал Игорь. – На черта он тебе, если у тебя есть я?
Я выключил компьютер. Подойдя к дивану, посмотрел с грустью на Игоря, погладил его светлые волосы, и, поцеловав в лоб, спокойно ответил на удивленный взгляд:
– Может, проблема в том, что и тебя у меня нет? И никогда не было?
А потом встал и направился к выходу.
«Забери меня». Четвертый вечер подряд, Саша, ты заливаешь свой страх или свое горе, я уж и не знаю, в баре у площади. Четвертый вечер подряд звонишь мне ночью и пьяно просишь забрать. Почему мне звонишь? И почему я, как осел, послушно отвожу тебя в общежитие, сую вахтерше купюру, чтобы пропустила, тащу тебя на второй этаж.
В коридоре мелькает сдыхающая лампочка и жужжит так противно. И на душе у меня противно. Твоя дверь, как назло, последняя. Ты тихо хихикаешь, когда я прислоняю тебя к стене, поддерживая плечом, и поворачиваю ключ в замке. На счастье, ты живешь один. Доплачиваешь за комнату, чтобы к тебе никого не подселяли. Когда я тебя сюда притащил в первый раз, ты ржал, что так лучше баб трахать.
Ты разрываешь мне сердце, сволочь, со своими бабами. Пьяно что-то бормочешь, когда я швыряю тебя на кровать. Пытаешься лягаться, когда я стягиваю с тебя ботинки и носки. Называешь извращенцем, когда расстегиваю ремень и снимаю с тебя штаны. Ты прелестен, раскрасневшийся от вина, в длинной рубашке, едва закрывающей стройные бедра. И податлив почему-то, и больше не обзываешься, лишь смотришь как-то странно, и кажется, что через туман алкоголя просачивается в твоих глазах какой-то потаенный смысл. Бред! Я расстегиваю на тебе рубашку, стягиваю ее с твоих плеч и вешаю на плечики. Кутаю тебя в одеяло, провожу пальцами по светлым волосам, вспоминая, как ты таял от моего поцелуя. Единственный раз.