Кому-то умному пришла в голову мысль устроить выставку поделок из пластилина учеников младших классов. Выставку растащили, и вся школа на всех уроках кидалась и плевалась через трубочки пластилином. Всем учителям было приказано отнимать пластилин и отдавать завучу. У нас был преподаватель пения по кличке Соловей. Здоровый дядька, который руководил школьным хором. Как-то он отнял у меня пластилин и дал подзатыльник. Я сделал из пластилина большой вареник, наполнил его чернилами, прикрепил ножки, ручки и стал крутиться возле Соловья. Он отобрал у меня этот вареник, и через мгновение я услышал как что-то чвакнуло. Вижу, стоит Соловей, расставил ноги, а с его руки и с его светлого джемпера капают на пол чернила. Потом я клялся ему, что отнял этот вареник у какого-то малого. Но он надавал-таки мне по шее. За это я подговорил наш класс на репетиции хора не петь, а только открывать рот. С его музыкальным слухом он понимает, что чего-то не хватает, а подойдет к нам ближе — все поют.
Генеральную репетицию хора с построением проводили в спортзале. Первый ряд хора стоял на полу, второй — на стульях, третий — на столе, а четвертый — на спортивной скамейке, поставленной на стол. Столы эти были непрочные, фанерные. Я поправил скамейку так, что одна ее ножка стояла на ножке стола, а вторая на фанере. С большой вероятностью эта ножка под нагрузкой должна продавить фанеру, и скамейка наклонится вперед. Хор построили, нас высоких и здоровых поставили на скамейку. Начали распевку. Ничего не происходит. Я стал раскачиваться, приседать и вдруг услыхал долгожданный треск. Скамейка наклоняется вперед, верхний ряд падает на впереди стоящий, и так далее, как в домино. На полу оказался весь хор. Кто смеется, кто стонет. Соловей стоит испуганный, понимая, что несет ответственность за невинно пострадавших в канун важного городского выступления. Я ожидал падения и успел спрыгнуть назад, оббежал всех, упал на пол и стонал больше других. Травмированным выражали сочувствие, и всем было уже не до песен. Генеральная репетиция была сорвана.
Как-то я меня выгнали из класса и я прогуливал урок в туалете. Приходит туда еще один прогульщик и сообщает, что его выгнал с урока сам директор. Я сообщил ему, что, если захочу, то смогу выгнать из класса самого директора. Поспорили. Тогда я беру кусочек шнурка от ботинка, делаю из него фитиль, поджигаю и вставляю в замочную скважину класса, где директор проводит урок. Сами уходим в противоположный конец школы и через окно коридора наблюдаем за происходящим. Известно, что ничто не вызывает у людей такую панику в помещении, как запах тлеющей ткани. Смотрим, вышел директор в коридор, принюхался, а потом зашел обратно в класс. В это время он был занят поиском тлеющего окурка в карманах и партах всех учеников. Потом ушел и вернулся с кочегаром. Очевидно, думал, что горят батареи центрального отопления. Кочегар ушел, так как батареи еле грели. Наблюдаем дальше. Видим, что открыли дверь, окна и стали проветривать помещение. На этом сорванный урок и был окончен. Спор был выигран. Этому безмозглому прогульщику трюк так понравился, что он повторил его с другим учителем, но был пойман и наказан уже за два случая.
Уроков труда у нас всегда шло два подряд. По какой-то причине учитель труда в наказание решил оставить нас без перемены. А сам в это время задумал демонстративно попить чаю. Поставил чайник на электроплитку и отлучился в подсобку, возможно, за бутербродом. Я отключил плитку, на открытую спираль положил гайку, опять поставил чайник и подключил плитку. От этого действия чайник оказался под напряжением. Чайник закипел, и мы позвали учителя. Он взялся за ручку, и его хорошо ударило током. Чайник полетел в одну сторону, учитель в другую, а плитка с гайкой на спирали полетела в третью. Виновных, разумеется, не было. Мы потом объяснили ему, что это была Божья кара за нарушение нашего священного права на перемену.