А уж говорить о туалетах и психологическом климате на производстве для наших управленцев было смешно. Удивлению не было конца. Ахали, спорили, но соглашались — действительно у американцев все продумано до мелочей. Открывались глаза и у самого, удивляло наше недопонимание значения таких «мелочей» в управлении, наше категорическое неприятие зарубежного опыта. Вопросов возникало много, и это привело меня к желанию написать диссертацию.
Советуюсь с преподавателями кафедры экономики Воронежского университета. Меня поддерживают.
Подбираю и анализирую старый багаж, интересуюсь и исследую сложившуюся практику организации и управления на заводах Воронежа, особенно на оборонных предприятиях, по договоренности кафедры с экскаваторным заводом инкогнито работаю стропальщиком. Материал получил богатый, на конкретных лицах и фактах действий администрации по организации производства, и сопоставил это с американской теорией и практикой. Организация труда, особенно рабочего места, практика управления оказались настолько примитивны, настолько хаотичны, что этот взгляд со стороны вызывал недоумение у инженерно-технического персонала. Читаю лекции на предприятиях, к ним проявляют интерес советские и партийные учреждения. Эффект — удивление, стыд за нашу действительность и озабоченность аудитории.
Подошло время защиты диссертации в институте труда в Москве. Ее содержание сводилась к исследованию и определению роли социальноэкономических факторов и управления в повышении производительности труда на промышленном предприятии. Актуальность темы была вне сомнения, в работе я главный упор делал, в том числе и на уровень профессионализма, способность и авторитет руководства предприятия, включая профком и партком, секретаря парткома.
В процессе работы над диссертацией я встретился с главным энергетиком огромного завода союзного значения по производству огнеупоров под Воронежем Владимиром Шевченко. Он был специалистом высшего класса, способным организатором, имел большой авторитет, не раз полу-чал государственные награды. Однажды на партийном собрании или конференции, не помню, он выступил с критикой работы заводской столовой, справедливой и поддержанной товарищами. Полетели «камни» и в адрес парткома и его секретаря. После состоялось заседание парткома, на которое пригласили Владимира Шевченко. Главного энергетика сняли с работы с таким объяснением, что коммунист должен контролировать свой язык, когда дело касается авторитета коммунистической партии… Директор, услышав о таком решении, пряча глаза, только пожимал плечами.
Этот случай натолкнул меня на мысль обратить особое внимание на авторитет партийных руководителей, секретарей. При защите диссертации я с кафедры заметил, как на парткомах, перед партийными секретарями часто у директоров дрожат колени, и они идут на поводу секретарей, что иногда противоречит интересам коллектива. Как часто можно слышать голос партии — делай, или выложи партбилет на стол. Авторитет партийного секретаря не подлежит критике… Меня прерывает громкий четкий голос:
— Это где я присутствую? Как вы смеете обливать грязью нашу партию?
Вижу — стоит в аудитории мужчина, худощавый, высокого роста, с седой копной волос на голове, размахивает руками и, указывая на меня пальцем, почти кричит:
— Нашу коммунистическую партию позорить, отрицать авторитет партии?! Куда органы госбезопасности смотрят? Как вы могли допустить до защиты этого выродка? Это позор для института, в милицию его!
В первый момент я ничего не понимал, блокировалась способность воспринимать происходящее… Смотрю в сторону комиссии, кругом и понимаю — банкета не будет. Пора гасить свечи…
В органы госбезопасности меня не приглашали, из партии не выгоняли и строгача не давали, поскольку беспартийный.
Позднее узнал: кому-то из института пришлось давать объяснения, но только по партийной линии, а мою карьеру прервал, защищая авторитет коммунистической партии, какой-то старый большевик, притом, член-корреспондент академии наук; какой, уже не помню…
Эти события, естественно, не прошли для меня бесследно, судьба снова привела меня в госпиталь, связала с ним на долгие годы, сейчас можно сказать, что и навсегда…
Глава 2
СТРОИМ ГОСПИТАЛЬ В ЕКАТЕРИНБУРГЕ
Судьба в очередной раз подарила мне возможность почувствовать себя человеком, избавившимся от мучений и тревоги за свое здоровье, за свою жизнь. Боли иногда посещали меня, напоминая о прошлом, и все же я принимал с благодарностью подарок судьбы — жизнь! Я уже начинал верить в будущее, и судьба меня занесла в Воронеж, где я стал работать на машиностроительном заводе главным экономистом. Но в декабре 1969 года отказывают глаза. Слепоты не было, но смотреть было сложно: резь в глазах невыносимая, головные боли. Через полгода я уже инвалид Великой Отечественной войны. От этого не легче: на руках двое детей-школьников и жена-филолог.