"Бежать!" - в голове промелькнула эта единственная мысль. А полиция? Я же хотела звонить в полицию. Но телефон в спальне, а там Денис. Если звонить с сотового, то он все равно услышит. Смогу ли я продержаться, до приезда полицейских?
Как будто услышав мои слова, Денис крикнул из спальни:
- Лера, ну где ты? Я заждался.
- Иду, иду, - ответила я, схватила сотовый телефон и выскочила из квартиры.
Я бежала вниз по лестнице, не помня себя. Выскочив на пустынную улицу, я стала нажимать на кнопку вызова сотового телефона Бурштейна, но ответа не было. Наверно, я что-то не так напрограммировала. Нужно было туда ехать.
Из-за поворота выехала машина и знакомый голос окликнул меня:
- Валерия!
Я обернулась. Это был зеленый "Форд". За рулем сидел Додик.
Я совершенно не удивилась, что он делает около моего дома. Просто в этот момент я вспомнила, что ключи от машины я оставила дома, и Додик был весьма кстати.
- Додик! - бросилась я к нему, - отвези меня в полицию. Срочно.
- Садись, - коротко сказал он.
Я села и он сам пристегнул мой ремень.
- Что происходит? - спросил Додик.
- Я не могу сейчас тебе объяснить, просто мне нужно немедленно известить полицию. Маньяк около меня и намеревается меня зарезать.
- Да? - удивился он. - Ну тогда поехали.
До полиции было несколько минут езды. Я посмотрела на дорогу - мы ехали совершенно незнакомыми улицами.
- Где мы находимся? - обеспокоено спросила я, словно очнувшись.
- Не волнуйся, просто перерыли улицу Шапиро и я еду в объезд. Это займет немного времени.
- А... - я успокоилась. У нас в городе вечно что-нибудь перекрывали и рыли.
Додик неожиданно свернул к морю. Я испугалась не на шутку.
- Куда мы едем? Останови машину! Немедленно.
- Сейчас, сейчас, - пробормотал Додик и машина действительно остановилась спустя некоторое время.
- Пусти меня, - я пыталась отстегнуть ремень безопасности, но у меня ничего не получалось.
- Не старайся, только я сам могу его открыть, - как бы устало сказал он.
- Где мы находимся? - хотя я уже поняла где. Мы были в Национальном парке, на берегу моря, но не там, где стоят колонны и жарят шашлыки около палаток, а совсем в пустынной его части, заросшей колючим кустарником.
- Когда ты села в мою машину, я просто не мог поверить в свою удачу, неожиданно произнес он, - я же ехал к тебе.
- В полночь? Ко мне? Зачем? Я тебя не приглашала, - вдруг я поняла, что сморозила глупость - не надо было его унижать.
- Конечно не приглашала, кто я для тебя?!
Его голос почти сорвался на крик.
Боже, ну можно ли быть такой дурой?! Денис... Никакой не Денис, а вот этот странный, незаметный тип, с которым я виделась каждый день, который сидит сейчас тут, в машине, в нескольких сантиметрах возле меня. Я привязана, вокруг ни души. Меня можно зарезать, задушить, изнасиловать, а потом выбросить в море. И все. Финита ля комедия. Что же делать? Как выйти из этого положения? Я пыталась освободиться, шаря руками вокруг себя. Вдруг я наткнулась на телефон в кармане своей юбки. Мысленно моля, чтобы он заработал, я нащупала эту единственную кнопку вызова и нажала на нее вновь. Додик ничего не заметил. Он был углублен в себя и говорил прерывисто, слова безостановочно слетали у него с губ:
- Меня никогда никто не хотел выслушать до конца. Я никому не был интересен, даже собственной матери. Она била меня по лицу, когда я врал так она считала. А я не обманывал, я просто жил в своем мире, лучшем из миров. Там никто не смеялся надо мной, там никому не было дела до моих оттопыренных ушей и я всегда рассказывал интересные истории, которые все слушали до конца...
А вот я прислушивалась к сотовому телефону, который сжимала в кармане. И о, чудо, послышался еле слышный гудок вызова. Я быстро зажала рукой микрофон, чтобы эти звуки не прорвались наружу. Гудки окончились и из кармана послышалось неясное вопросительное бормотание. Я громко сказала:
- Додик, ну зачем надо было привозить меня в парк леуми - я специально произнесла название Национального парка на иврите - ведь Борнштейн не говорил по-русски, - разве мы не могли бы посидеть у меня? А то здесь так страшно - в парке леуми, - последние слова я буквально выкрикнула.
- Мне тоже было страшно, когда я ее убил, - надрывно проговорил он, но жить с ней было еще страшнее. Она говорила мне, что я никчемный, глупый урод, что я недостоин был родиться на белый свет и что ее уговорили не делать аборт. Каково это выслушивать ребенку. Если я приносил плохие отметки из школы, она называла меня тупицей, который весь в отца. Его я не помню, они разошлись, когда я был совсем маленьким.
Я вспомнила, что доктор Рабинович говорил: пока маньяк не выговорится, он не убьет свою жертву. И я торопливо стала задавать вопросы:
- Почему она тебя так не любила? Ведь она же мать?
- Я родился, когда она была совсем молодая. Ей хотелось жить и развлекаться, а бабушек не было. Я ей постоянно мешал. Она убегала из дома, а я оставался совсем один и боялся. Боялся темноты, привидений, крыс - всего. А она только смеялась и называла меня трусом. Я до двенадцати лет мочился в постель и это было еще одно подтверждение моей никчемности.
- А что потом было? - продолжала я спрашивать.
- Она безумно хотела выйти замуж и не просто так, а за богатого мужчину. А я ей мешал. Мне было семнадцать лет, я еще учился в школе и однажды пришел рано домой. Нас отпустили с уроков. Я вошел в дом и позвал ее: "Мама!". Она вышла из спальни, а за ней какой-то пузатый дядька. Он усмехнулся: "Я не знал, Симочка, что у тебя такой большой сын, а ты ведь говорила, что тебе двадцать девять." Он ушел и никогда больше я его у нас не видел. Моя мать как с цепи сорвалась. Она кричала на меня, била по щекам, а я не понимал за что. Зато сейчас я понимаю. Ей противен был сам факт моего существования. У нее не было не только любви ко мне, даже самого элементарного материнского инстинкта. Я бы ушел из дома, но мне некуда было идти. Даже в армию. От службы я был освобожден по состоянию здоровья.
-Ты сказал, что ты ее убил. Неужели это было на самом деле?