Выбрать главу

вместо эпиграфа

    Жизнь штука сложная, непонятная, но, несомненно, крайне интересная. Во всяком случае, мне так казалось на протяжении всей моей жизни. Я спешил испробовать себя на прочность, доказать себе и всем, что я все могу…..
     Не удивляйтесь тому, что я говорю именно «на протяжении всей моей жизни». Говорю о жизни в «прошедшем времени». Я не ошибся, все правильно. Для нормальной, человеческой жизни, моя жизнь давно «прошла», но я не мертв. Я изменился, солнечный свет причиняет мне страдания, по силе сравнимые с болью тысячи открытых ран… Я изменился и очень сильно. Думаю, что мои родители, увидев меня сейчас, не признали бы во мне, парне с белой, как снег кожей, безумными, меняющими цвет от небесно голубого до иссиня черного, глазами. Не реально, для их, для нашего с ними времени, длинными, черными, словно вороново крыло волосами, своего единственного сына, своего Димку… Я перешел в иную форму жизни. Меня нет, по законам нормальной, естественной человеческой жизни, но в тоже время я есть, по законам ночи и тьмы… Я долгое время искал смерти и действительно умер бы, во второй раз, если бы не Маша…. 
      Но давайте я расскажу вам все с самого начала.

 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 1 «Начало»

      Простите, я забыл представиться. Меня зовут Дмитрий Матвеевич Малинин, а вернее просто – Дим. Я родился в Москве, 21 ноября 1901 года в простой рабочей семье. Отец мой Матвей Андреевич Малинин, как и дед, работали токарями на заводе. Отец мечтал о сыне, видел в нем продолжение не только рода Малининых, но и династии Малининых – токарей. Мать моя Анна Евгеньевна Малинина, урожденная Смирнова, была призвана хранить уют в доме, но отец мой поддержал ее желание работать и вносить свою «лепту» в семейный бюджет. Мама поступила на швейные курсы при ткацкой фабрике и уже через полгода после их завершения стала заведовать одним из швейных цехов. Мама мечтала о дочери, о помощнице. Но судьба распорядилась иначе - родился я. 
       Детство мое прошло, по тем временам обыденно и не интересно, но я очень отличался от своих сверстников. Друзей у меня было мало, попросту мне было скучно среди дворовых мальчишек. Годам к 5 мама научила меня читать по слогам, и со временем я продолжил совершенствоваться в чтении уже сам. Было сложно, я перестал выходить во двор и играть в разбойников с другими ребятами – я читал. Читал много и все разное. От газет и революционных буклетов до таких великих творцов как Пушкин, Толстой, Достоевский. 


     В 1908 году, в возрасте семи лет родители отправили меня в школу. Удивлению учителей не было придела. Для своего возраста, по тем временам, я читал лучше своих сверстников. Писать я тоже научился быстро, но это было уже позже, в школе. Моих родителей довольно часто вызывали в школу, нет, нет, хулиганом я не был. Учителя просто переживали за своего лучшего ученика. Как я уже говорил, друзей у меня было мало, так как я был просто поглощен литературой. И это волновало их чрезвычайно, в то время мальчик вне общества сверстников было в новинку, а уж то, что мальчик читал на перемене учебник следующего урока, было еще большей новинкой.  К пятому классу я начал писать стихи. Я стал самым юным поэтом своего времени, поэзия, в какой то степени заменила мне друзей. Не скажу, что я был одинок, просто в мое время ребят мало занимала литература как таковая, чтение учебников было скорее повинностью московского школьника 1900х годов, нежели удовольствием. Для меня же литература являла собой переплетение реальности и вымысла автора. Нечто, жившее по своим собственным правилам и законам, но не вопреки реальному мировоззрению автора и его читателя. В литературе я нашел самого себя. Как таковая, учеба в школе давалась мне чрезвычайно легко, выполнение домашних заданий было скорее как увлекательное путешествие в страну познания, но учебники в то время были крайне бедны на достоверную информацию, а зачастую просто противоречили самим себе. С выполнение заданий я не тянул, у меня был замечательный стимул – чтение. Стихи писались сами собой. Красиво, лирично и ясно. В них я вкладывал себя целиком, без остатка. Бывало порой очень сложно закончить или начать какое то стихотворение, и я мог промучиться много часов, прежде чем находил подходящее слово или рифму. Родители переживали за меня, особенно мама. Как я уже говорил, я был единственным ребенком в семье. Поскольку мы жили в общежитии рабочих завода «Снегирь» у нас была одна небольшая комната, служившая нам и столовой и гостиной и спальней для родителей. Так получилось, что в комнате имелась небольшая каморка, служившая мне комнатой. Обстановка у нас была небогатая, но вполне приличная по тем временам. В родительской комнате стоял шкаф, закрывавший собой проход в мою каморку, обеденный стол посередине комнаты, скрипучая железная кровать родителей у окна, буфет, полки которого были заставлены самой дешевой посудой, но в тоже время красивой. На подоконнике, за старенькой, тюлевой занавеской, в глиняном горшке цвела алыми цветами, любимая мамина хризантема. Моя каморка была обставлена еще более скромно, нежели родительская комнатка. В ней с трудом разместились мой топчан и грубо сделанный отцом письменный стол, в плотную придвинутый как к стене, так и к моей импровизированной кровати. Для большей устойчивости, стол папа решил прибить к стене. Напротив двери, прямо над столом, располагалось небольшого размера окно. Мама, как женщина утонченного характера, чуткая и внимательная, везде хотела создать уют, поэтому даже на этом жалком оконце в какой то из дней появилась шторка, расшитая полевыми цветами. Когда я впервые увидел ее, у меня на глазах навернулись слезы радостного умиления. Позднее на моем топчане появилось лоскутное покрывало, так же расшитое полевыми цветами и я понял, что это все великолепие сшила для меня мама своими руками. Каждый лепесток, каждый стежок на покрывале был пронизан любовью и заботой ее рук. Мама везде стремилась создать неповторимую атмосферу. Тем временем шли годы. Я взрослел. Интересы мои менялись, как и я сам, но одно оставалось неизменным – моя любовь к поэзии, как к способу самовыражения и самой литературе того времени. Я продолжал писать стихи. Шел 1916 год, я, как и мои сверстники - ребята должен был закончить школьную восьмилетку и отправиться работать на завод токарем. Все именно так и было. Школьную восьмилетку я закончил с отличаем. И пятнадцатилетним мальчишкой пришел с отцом на, знакомый с детства, завод «Снегирь» для начала, в качестве токаря – подмастерья. Меня там хорошо все знали. Я для всех был своим, просто Димкой.