- Фи, Рината. Я знал, что твоему вкусу нельзя доверить выбор одеяния для молодого человека. Нет, я конечно, не сомневаюсь, что одежда качественна и по - современному модна, но дорогая, она до невозможного проста. Ты не могла выбрать что - то более необычное?
Он не смотрел на Ринату, он изучал меня и то, во - что я одет, словно я был не человеком, а экспонатом музея Эрмитаж.
- А его пальто, Рината! Это же настоящий ужас.
Было заметно, что Анатас не доволен тем, как я одет, тогда как мне было абсолютно все равно. В наше время самую простую рубашку из льна или хлопка носили до появления дыр, которые уже не поддавались штопке. Новые ботинки, даже купленные за рубль, одевались редко и зачастую служили только парадной обувью, которую надевали лишь по большим праздникам. Тех, кто смог купить себе выходной, как их в то время называли, костюм, называли счастливцами или везунчиками, но среди простых рабочих такие «везунчики» были исключением. Зачастую, одежду шили самостоятельно из дешевых тканей, а обувь носили одну и ту же круглый год. Мои родители с детства прививали мне бережное отношение к вещам, особенно к одежде. Как и у всех московских школьников, у меня была и школьная форма, которую моя мама умело перешивала каждый год подгоняя под мой неистовый детский рост. Большинство моих рубашек так же перешивались умелыми мамиными руками из менее изношенных отцовских. Но это было в школе, а когда я начал работать на заводе, так как я работал там секретарем, мама потратила семь рублей на несколько метров ткани и сама сшила мне четыре, пусть и самого простого кроя, но новых рубашки.
Не обоснованное возмущение Анатаса начинало меня злить, когда он, наконец, неожиданно удовлетворенно усмехнулся и произнес
- Прошу меня простить, Дим. Я рос в совершенно иную эпоху и материальная ценность одежды для меня не имеет особого значения. В мое время в одежде ценились стиль исполнения и роскошь тканей, а не то, что сейчас считается модным. Он снова усмехнулся, хотя, эта усмешка скорее походила на змеиное шипение. Рината украдкой сжала мою руку, и я понял, чего добивался Анатас. Он хотел, чтобы я злился и возмущался. Возможно, он даже специально провоцировал меня. Проверяя тем самым, смогу ли я напасть. Смогу ли драться… Но не вместе с ним, а против него. Смогу ли я напасть на самого старшего члена из моей семьи. Но зачем ему это было нужно? Ответ на этот вопрос я узнал уже через пару минут
- Пойдем.
Коротко и даже как то излишне властно бросил он в следующую минуту и, отвернувшись от нас с Ринатой, шагнул в сторону одного из домов, между которыми мы стояли в этом проулке. Девушка продолжала сжимать мою руку. Но она уже не сдерживала меня. Напротив, от нее через этот жест мне, как не странно передалось странное чувство, это было радостное возбуждение, а еще, я снова услышал ее мысли, но которые не озвучивали ее губы. Но зная, что Анатас может услышать нас, я промолчал. Я не стал задавать ей вопросов или говорить что то. Просто посмотрел на нее. Рината широко улыбалась, в то время как ее глаза светились хищным блеском голодного зверя, а мысли были лишь об одном. О том, что сейчас у нас троих будет славный ужин из свежей, теплой крови. Она думала о голоде… Точнее о жажде, которую начала испытывать еще час назад, когда мы медленно пробирались сюда окольными путями. Я с ужасом понял, что эта хрупкая, утонченная девушка сейчас, на моих глазах, распаляла себя и мысленно пробуждала в себе еще большую жажду, чем испытывала на самом деле, в то время как я наивно полагал, что она всячески борется с этой жаждой убийства. Я больше не стал слушать ее мысли. Я понял, что она давно перестала быть нежной и хрупкой живой девушкой. Она давно стала не мертвым до конца существом, чье существо жаждет чужой смерти и насыщения алым вином чужой жизни. Если я с первой же минуты, когда увидел нашего с ней общего дальнего родственника, возненавидел себя за то, что совершил из еще мальчишеской, в сущности, глупости, то Рината жила так уже очень давно и не могу сказать, что ей такая жизнь не нравилась, как я понял из того, что услышал из ее мыслей. Мы с ней, еще какое - то время стояли у легкого заборчика дома, в то время как Анатас что – то бодро врал молодому мужчине, что вышел на крыльцо этого дома покурить. Старый вампир очень бодро жестикулировал в нашу с Ринатой сторону и вдохновенно врал бедолаге – мужику о нашей судьбе. Говорил он жалобно, попутно изображая из себя больного чем - то простудным. Его собеседник закурил и лишь изредка кивал в знак понимания его слов. Его взгляд украдкой оценивал меня и стоящую рядом со мной Ринату. Да, она была миловидна и для своих истинных лет очень даже юна. Вскоре Анатас махнул нам рукой, в знак того, что мы можем пройти к крыльцу. Мужчина как раз докурил свою цигарку, и осмотрев нас еще раз, снова кивнул. Но мои ноги словно приросли к земле. Они отказывались меня слушаться и вести в выбранный Анатасом дом, к будущим жертвам. Я уже знал, что ждет его обитателей, но все равно боялся осознать, что к этому буду причастен и я… Голод обжигал мое горло, а по телу уже давно начал расползаться холод. Кровь Зоеньки, выпитая мной несколько часов назад, уже слилась с моей и мне требовалась новая порция, но все равно, осознание того, что я несу смерть всему живому, таким как некогда я, было сильнее жажды. Я посмотрел на Ринату, но не нашел в ней даже каплю жалости к несчастному. Анатас продолжал стоять на крыльце и ждать, когда спадет наше с сестрой оцепенение. Рината «очнулась» быстрее меня и ухватив рукой рукав моего старого пальто, стремительно потащила за собой к крыльцу. На ее губах играла легкая улыбка с хитринкой, а глаза блестели каким - то предвкушением. Я же оставался в непонимании и мысленном отчаянии. Тем временем Анатас снова закашлявшись, представил нас своему живому собеседнику