- Дима!, - прошипела девушка смотря мне в глаза с нескрываемым гневом и раздражением
- Ты не хочешь избавиться от Атанаса? Ты хочешь в конце концов стать таким же?, - она шептала спокойно, но в ее взгляде читался лишь наростающий гнев.
- Рина, ты же его слышала., - произнес я смотря на девушку: - Он ни кого не будет везти!, - переведя взгляд в сторону недостойного называться человеком и ощутил, как у меня непроизвольно сжимаются кулаки, а внутри опять поднимается волна гнева и ненависти к этому... мужику. Да, война меняет людей. Но сейчас мне почему то казалось, что война не меняет людей. Она обнажает лишь самые поскудные качества людей. Самые черные пятна в их душе. Всю злобу и ненависть.
- Дим..., - я ощутил, как Рината отшатнулась от меня на полшага: - Дим!, - в ее оклике послышались мольба, но мне не хотелось слышать этого. У меня в висках билась набатом одна лишь мысль - "Убить".
- Дим! Нет!..., - голос Рины почти сорвался на крик, а в следующее мгновение я ощутил ее руки на своем лице
- Дима, стой! Не надо.... Нам нужно выбраться отсюда!, - зашептала она, стараясь заглянуть в мои глаза
- Дим, он может нам помочь... Не нужно уподобляться "деду"!, - она едва уже не всхлипывала. Я не видел ее слез, но знал, что они вот вот покатятся по ее личику. Хотя, Рина очень редко позволяла увидеть себя плачущей... Даже когда Анатас кричал на нее, она уходила. Молча, надменно бросив на него непокорный взгляд. Но я знал, что как только Рината оставалсь одна, она давала волю эмоциям. Мне лишь однажды давелось видеть ее плачущей. Всего один раз за все те годы, что я знал ее, Рина пустила меня в свою душу так глубоко. Но мне хватило и этого одного раза, чтобы возненавидеть Анатаса лишь еще больше, чем прежде. Еще я возненавидел женские слезы. Они не украшают женщин, как может показаться. Тот кто считает иначе, глубоко не прав. Слезы - это боль, отчаяние и выход для многих других эмоций. Они не для того, чтобы их видели. Эти блестящие бисеринки, влажные дорожки под глазами, в этом нет эстетики и не стоит смотреть на них, как на прекрасную картину, упиваясь своим превосходством над женщиной. В женских слезах нет ни чего красивого. И уж что, что, а слезы не делают женщину ни счастливой, ни красивой. Слезы обнажают ее чувства, ее страхи... Ее душу. Они незримо открывают нам, мужчинам, ранимость и беззащитность наших матерей, сестер или возлюбленных. Но мало кто из нас способен грамотно растолковать причину их появления, а уж тем более осознать, что именно мы сами под час и есть причина появления этих слез..
- Дим! Пожалуйста! Я молю тебя, не делай того, что задумал!, - яростный шепот Ринаты заставил меня все таки вынырнуть из омута размышлений и обернувшись, я почти невидящим взглядом посмотрел куда то мимо нее, но Рина в тот же миг резко дернула меня за рукав пиджака и когда наши глаза встретиись, я к своему ужасу обнаружил, что она совсем недавно плакала
- Дима!, - ее глаза нахмурились, а затем я ощутил, хотя, первым был все таки звук - хлесткий, резкий и достаточно звонкий... Рината все так же гневно взирая на меня, уже приготовилась дать мне... вторую пощечину. Несомненно, именно этот звук я и расслышал
- Сейчас не время вершить месть за нанесенную обиду женщинам! Нам нужно выбраться из этого города, Дим!, - в ее голосе на этот раз прозвучала стальная нота
- А после, делай, что захочешь! Я не буду тебе мешать., - она посмотрела мне в глаза, а затем, прочитав в них что - то, понятное только ей одной, качнула головой и подхватив подол юбки, скорее по старой своей привычке, ведь ее нынешняя юбка в придержке не нуждалась, решительно направилась в сторону машины. А пока мы разговаривали, этот бездушный хам уже успел завести мотор своей колымаги.
- Помогите, пожалуйста!, - послышался сквозь гул мотора голос Ринаты, - Помогите..., - она умела быть жалостливой и откровенно несчастной в нужный ей момент... Актриса. Удивительно ловкая. А впрочем, в этом нам помогает новая суть нашего бытия в этом мире. Охотник внутри нас всегда подстраивается под обстоятельства, в которых запреметил очередную заблудшую жертву. Я не сомневался, что этот Сергеич уже вряд ли сможет сесть за баранку этого старого корыта, когда Рина сочтет, что его "миссия" перед нами выполнена. Порой, моя хрупкая, такая утонченная и ранимая "сестрица" была жестока в разы сильнее и хладнокровнее самого Атанаса. И это в ней подчас неистово пугало меня... Но, я без сомнения был очарован той, какой она могла быть для меня. Когда мы оставались с ней в одном доме или будь то комнатушка в особняке какого нибудь приятеля нашего "деда". Мотор перестал натужно дребезжать, а мужик как то понуро посмотрел на Ринату и произнес, самачно кашлянув