Его глаза хищно прищурились.
— Вы мне перечите? Я вас угощаю, — он старался быть любезным, но я понимала, что играю с огнем. В его голосе звучала сталь.
— Я не перечу, я просто не привыкла.
— Прошу вас, всегда бывает первый раз. Сколько вам лет?
— Семнадцать.
— Прекрасный возраст, чтобы пригубить вина.
Он поднял свой бокал и мне пришлось сделать то же самое. Он дотронулся слегка до моего бокала и повелительным тоном повторил:
— Пейте.
Я слегка пригубила вино. Оно было приятным, похожим на сок. Стараясь есть чинно: я набросилась на еду. Все таяло во рту, таких вкусов, соусов, подливок, я не пробовала никогда. Он все время подкладывал мне еды и доливал вина. И заставлял пить.
Голова стала легкой. Я чувствовала себя спокойнее в его обществе, он больше не пугал меня. Наоборот, он оказался приятным, я много смеялась в тот вечер.
Его рука вдруг нашла мою, крепко сжала и уже не отпускала, он перебирал мои пальцы: продевал свои, как-то очень чувственно, что я краснела. Ласкал кожу между пальцев, легко, совсем не настойчиво. Но когда я попыталась улучить момент и выскользнуть, его кисть мгновенно уловила попытку к бегству и крепко удержала мою ладонь.
Слуги начали готовить стол к десерту, мы встали, точнее, он помог мне подняться, крепко держа за талию и прижимая к себе. От вина голова была легкой, а ноги свинцовыми. Он подвел меня к камину, и мы смотрели на огонь молча, пока слуги не вышли. Пламя завораживало меня своим танцем, и я подчинялась его всполохам, погружаясь в странное состояние расслабленности и безразличия. Рука мессира Сантьяго то ложилась мне на талию, то слегка опускалась ниже до бедра, потом, словно опомнившись, вновь возвращалась на талию.
Я понимала, что ситуация выходит за рамки приличия, но где были эти рамки, сказать уже не могла. Все так плавно перетекало из одного в другое, что казалось естественным.
Его рука лежала на моей талии: что может быть нормальнее, учитывая то, что я слегка пьяна? Он лишь поддерживает меня.
— Инес…
Он впервые произнес мое имя. И стало очень страшно. Ужас накатил на волной, пламя в камине вспыхнуло особенно ярко. Он развернул меня к себе.
— Не бойся, Инес.
Он потянул меня к себе, обнимая за плечи, я уперлась руками ему в грудь.
— Пожалуйста, мессир Сантьяго…
Он легонько целовал меня в макушку, виски, лоб, глаза, опускаясь к губам.
— Тебе не вырваться, Инес. Не убежать. Я выбрал тебя, тебя одну. Так долго искал… и нашел.
На мгновение я протрезвела полностью, смогла вырваться из его объятий, отскочить в сторону, так чтобы между нами оказался стол.
— Иди ко мне, — приказал он.
Я только помотала головой. На глаза наворачивались слезы. Мне отсюда не сбежать. У них Макс. Он все продумал.
— Вы сделали все это специально? Да? Макс…
— Я должен был иметь гарантии, что ты не сбежишь.
Он не двигался. Свет от огня танцевал на его красивом лице, но теперь я понимала, почему все в городе испытывают ужас при взгляде на него.
— Вы чудовище…
— Твой брат в тюрьме, Инес. Ваше имущество арестовано. Я могу освободить его и вернуть вам все.
— Так сделайте это! Вы же знаете, что Макс невиновен!
— Сделаю. Но не раньше, чем ты станешь моей.
Он двинулся мне навстречу, я в испуге бросилась к двери, но он догнал, схватил в охапку, прижал к столу, и, как я ни вырывалась, он, продев пальцы в мои волосы, развернул меня к себе и поцеловал.
Хмель, схлынувший было, вдруг снова вернулся. Голова снова стала легкой, силы меня покинули. Он целовал сначала грубо, а потом, чувствуя, что я перестала сопротивляться, нежно.
Он с трудом оторвался от меня, его руки смело ласкали мое тело, я совсем поникла, лишенная силы воли.
— Стой здесь! — приказал он. И вышел из залы.
Я сначала попыталась сделать шаг, но это было бесполезно. Меня словно приковало к тому столу цепями. Я плакала. Потом огляделась в поисках защиты и дотянулась до ножа. Когда он вернулся со священником, я испуганно вытаращилась на них обоих.
Увидев нож в моей руке, он одним взглядом заставил меня против воли положить его на стол и разжать пальцы. Я сопротивлялась его приказу внутренне, но он победил, и я сама лишила себя последней защиты.
— Пойдем, Инес, — мессир Сантьяго мягко взял меня под руку.
Я была обречена, понимала, что он меня обесчестит той ночью, понимала, что вынуждена буду отдаться ему, но не могла понять, зачем он позвал священника.
И только когда мы вошли втроем в маленькую часовню, а на небольшом столике у алтаря я увидела два кольца, до меня стало доходить, что бывает нечто хуже, чем ночь в объятьях незнакомого человека: принадлежать ему изо дня в день.