Заметив мой ужас, мессир Сантьяго прошептал мне на ухо, так, что священник не слышал:
— Не бойся, Инес, я буду хорошим мужем, клянусь.
Я хотела кричать, что не хочу, хотела сопротивляться, но совершенно потеряла волю и силы, он что-то подмешал мне в вино. Как в тумане помню венчание. Когда золотое кольцо оказалось на моем пальце, мессир Сантьяго подхватил меня на руки и вынес из часовни.
Он раздевал меня, я плакала, но ничего не могла поделать. Я сама дала клятву принадлежать ему и потому подчинялась. На все мои мольбы и просьбы он отвечал молчанием. У него было красивое тело, но я закрыла глаза. Не хотела его видеть. Он мог брать меня, сколько захочет, но свою душу я ему не покажу.
— Какая ты красивая, Инес… Ты еще полюбишь меня, Инес…
Он повторял и повторял мое имя, словно желал околдовать. Он касался меня ласково, но я вся сжималась. Хотелось выскользнуть из его рук, освободиться, снова оказаться на воле.
— Выпей еще вина, любовь моя. Вот увидишь, тебе станет хорошо.
Я послушно осушила кубок, который он приставил к губам. Он вытер слезы с моего лица, черные глаза на мгновение встретились с моими. Я отвела взгляд. Его руки блуждали по моему телу, и оно вспыхивало страстью в ответ. Стало вдруг жарко, прикрыв глаза, я откинулась на прохладные простыни. Я не хотела его сердцем, но телом желала принадлежать ему. Он был ласков в ту ночь и последующие. Постепенно, мне не потребовалось вино, чтобы желать его в ответ. И он сдержал слово. Он был прекрасным мужем. Он обеспечил меня всем, абсолютно всем. Кроме свободы.
Я любила и не любила его. В конце концов, к человеку который разжигает в тебе страсть и дарит удовольствие из ночи в ночь, начинаешь испытывать нежность. Но я видела, что муж нежен со мной, но жесток с другими. Хоть и справедливо жесток, но как-то сверх меры. Оттого его и боялись. Пару раз я пыталась вмешаться, но Сантьяго одним взглядом давал понять, что я не имею права голоса.
Я была нема. Он лишил меня права выбрать любовь и мужа, золотая клетка давила на меня. Я была рождена для воли. А стала пленницей и женой.
Потянулись месяцы брака. А впереди еще годы. Годы… Я в ужасе представляла себе будущее рядом с ним, не зная еще, что существует кое-что похуже.
Иногда он в отчаянии встряхивал меня, словно хотел разбудить:
— Скажи, что тебе надо, Инес? Почему ты так грустна? Еще украшений? Шелкового платья? Хочешь, поедем куда-нибудь за город, купаться на озеро? Только скажи, я весь мир тебе отдам!
— Свободу, — отвечала я тогда.
Мессир Сантьяго белел от ярости, отпускал меня и отходил, словно боялся ударить.
— Не могу, — глухо отвечал он каждый раз. — Этого я тебе дать не могу. Ты моя. Только моя. Никто не будет любить тебя так, как я.
— Мне не надо так, как ты! — кричала я.
И тогда… тогда он набрасывался на меня с ласками и поцелуями, силой уносил в спальню, где мое сопротивление было совершенно бесполезным. И я сдавалась, подчинялась, отвечала ему. Он думал, что приручал меня заново. Я думала, что я безвольная тварь.
Потянулись месяцы брака. А впереди еще годы. Годы… Я в ужасе представляла себе будущее рядом с ним, не зная еще, что существует кое-что похуже.
Иногда он в отчаянии встряхивал меня, словно хотел разбудить:
— Скажи, что тебе надо, Инес? Почему ты так грустна? Еще украшений? Шелкового платья? Хочешь, поедем куда-нибудь за город, купаться на озеро? Только скажи, я весь мир тебе отдам!
— Свободу, — отвечала я тогда.
Мессир Сантьяго белел от ярости, отпускал меня и отходил, словно боялся ударить.
— Не могу, — глухо отвечал он каждый раз. — Этого я тебе дать не могу. Ты моя. Только моя. Никто не будет любить тебя так, как я.
— Мне не надо так, как ты! — кричала я.
И тогда… тогда он набрасывался на меня с ласками и поцелуями, силой уносил в спальню, где мое сопротивление было совершенно бесполезным. И я сдавалась, подчинялась, отвечала ему. Он думал, что приручал меня заново. Я думала, что я безвольная тварь.
Один раз мы съездили в наш городок проведать семью. Я убедилась, что он сдержал слово: Макс вернулся домой, а семья теперь ни в чем не нуждалась, мессир Сантьяго передавал с Максом каждый месяц внушительную сумму. Как откуп.
— Ты счастлива, дочка? — спросила мама, улучив момент, когда мессир Сантьяго был не рядом.
— Нет. Но и не несчастлива тоже, — пожала я плечами.
С тоской смотрела я вокруг, пытаясь запомнить до мельчайших подробностей тот мир, где я была счастлива. Уже тогда я предчувствовала, что никогда не вернусь сюда.