Полеты мы отработали неплохо, часть получила приличную оценку, но какой ценой это было достигнуто!
На этом неприятности с ГИМО закончились.
Я дохаживал свои последние деньки на ДСП, ибо после приказа, согласно установленным в полку обычаям, мне это делать уже было "не положено". Ближе к весне мне просто хронически стало не везти. Залет следовал за залетом. Про пару из них пожалуй стоит рассказать подробнее. Стоял я дежурным по эскадре уже третий день подряд, накопилась хроническая усталость и недосып (попробуй-ка три ночи подряд проиграть в "очко"), а тут еще и караул у знамени части на нашу эскадру повесили. Только я сдал дежурство, как меня обрадовали известием о немедленном заступлении на этот почетный пост. Старшина, ехидно улыбаясь, сообщил мне, что там-то я как раз и высплюсь. Пришлось приводить в порядок парадку, получать оружие и переться со всеми на развод. Перед ужином я забежал в казарму, где был удивлен интересной новостью: на только что закончившемся общегарнизонном собрании в солдатском клубе моя фамилия была упомянута в списке бойцов, представленных к какому-то там поощрению За что — я и понятия не имел, однако лист с благодарностью мне передали. Только позже я вспомнил, как однажды в почти пустую казарму, где кроме меня да дневальных никого не было, набежал лейтенантик — военный корреспондент из какой-то сортирной газетенки, на которых обычно пишут "из части не выносить". Интересно, а на самом деле попытки выноса были? Ибо дальше сорира эта газета действительно не доходила. Так вот, корреспонденту срочно требовался материал о том, как военнослужащие старшего призыва воспитывают молодежь, передавая им свой накопленный годами опыт и втирая всеразличные воинские мудрости. Я и мой одногодка ефрейтор Васильев встали по просьбе корреспондента у кровати Героя, и сделали вид, что втираем одному из моих дневальных подробности совершенного им подвига, картинно указуя рукой на плакат, висящий над койкой Героя. Корреспондент пару раз щелкнул каким-то диковинным фотоаппаратом, записал наши фамилии и, поблагодарив, удалился. Месяца через два он заскочил в казарму и вручил мне слайд с этим фотошедевром, который хранится у меня до сих пор, только вот никак руки не дойдут отсканировать. Видимо, благодарность от командования и была связана с этим случаем. Наверняка сверху была спущена разнарядка — стольких-то поощрить, стольких-то пожурить, чтобы изобразить видимость воспитательной работы. Ну я и попал под раздачу. Вернувшись в караулку, я похвастался признанием моих заслуг, поужинал и завалился спать. Разбудили меня уже ночью, была моя смена. Я взгромоздился на площадку со знаменами, воткнул автомат штык-ножом вниз, в щель между площадкой для часового, чтобы заблокировать выключатель звонка, сел на ступеньки, прислоняясь спиной к стене, и стал бдительно караулить наши священные хоругви. Из-за фанерной стенки караулки доносился богатырский храп прапора-начкара и остальных двух часовых. В другом конце коридора храпел дежурный по штабу, уткнувшись носом в селектор. Идиллия была полная. Спать хотелось зверски. Поразмыслив, я решил, что охранять знамена гораздо комфортнее, если снять фуражку и закрыть глаза (нет-нет, ни в коем случае не спать, просто посидеть с закрытыми глазами!), что я и сделал незамедлительно, сразу же провалившись в сон. Очнулся я оттого, что рядом кто-то разговаривал. Открыв глаза, я ужаснулся — напротив оградки, которой была забрана площадка, стояли три человека — два подполковника и еще какой-то майор и горячо обсуждали открывшееся им зрелище спящего на боевом посту часового. Черт принес в штаб дивизионную проверку, а я так крепко вырубился, что даже не услышал, как они ломились в дверь штаба, пытаясь разбудить дежурного. Судя по всему, у них это все же получилось. Я еще толком не пришел в себя и решил, что смогу незаметно проскользнуть на площадку, голова спросонья не работала совершенно. Я медленным движением надел фуражку, медленно встал и крадущейся походкой прокрался на площадку. Там я так же тихо и плавно стал извлекать из щели свой автомат, который, как назло зацепился дырочкой от штык-ножа за шляпку какого-то гвоздя под полом и никак не хотел выдергиваться. Справившись с автоматом я плавно закинул его на плечо и вытянулся по стойке «смирно». Мои манипуляции вызвали гомерический хохот проверяющих.