В полку воцарилась сонная, ленивая тишина, какая бывает тогда, когда разом сваливает все начальство и начинается тихая, спокойная жизнь. В последний раз такое я видел, когда весь наш полк летал на ракетные стрельбы в Мары.
Возвращение было триумфальным. Французы были поражены возможностями, как русской техники, так и личного состава, творящего чудеса стойкости в ходе различных застолий. Вид русских, запивающих кальвадос молодым вином, и при том абсолютно не хмелеющих делал мысль о войне с ними просто крамольной. Войной такой народ победить нельзя. Из любых пустот самолетов, включая отсеки для патронных ящиков, вываливались различные шмотки, сувениры, радиоаппаратура, видеомагнитофоны, ящики с вином — только живых француженок не было, а все остальное было в ассортименте. ИЛ-76 с запасными частями и техперсоналом, по слухам, еле взлетел с последней плиты, ибо был настолько перегружен, что теоретически взлететь был просто не должен. Но мастерство не пропьешь — все благополучно вернулись в родные пенаты. Я горд, что хоть в какой-то мере был причастен к этим событиям.
Дембель
Стас с Вованом под великим секретом сообщили мне, что они готовят страшный и циничный по отношению к полковому начальству акт ускоренной собственной демобилизации из рядов СА. Благодаря связям с их районным военкомом, им удалось нащупать нужные рычаги и договориться с кем надо. В один прекрасный день, с субботы на воскресение оба отпросились в увольнение, клятвенно пообещав мне, что больше я их в военной форме не увижу и убыли в первопрестольную. Само-собой, в часть они не вернулись. В понедельник за ними была снаряжена карательная экспедиция в лице нового начальника штаба эскадрильи — капитана Самохвалова, довольно странного, надо сказать, мужика и нескольких крепких техников, для силовой поддержки. Нарушителей воинской дисциплины они застали дома, никто из них и не пытался скрываться или оказывать сопротивления. Они просто помахали перед носом Самохвалова военными билетами, в которых черным по белому было написано, что данные граждане с почетом уволены из рядов ВС согласно мартовскому приказу министра обороны, при том там же стояла печать их части и местного военкома. Как им это удалось провернуть, и во что это им обошлось, история умалчивает, но эффект бы что надо. Вернувшись восвояси, карательный отряд предстал пред светлые очи комполка, и поведал ему о неслыханной дерзости бывших подчиненных. Это здорово разозлило Бычкова и стало поводом для отмены увольнений для всех москвичей или жителей области на пару месяцев. Через неделю Стас с Вованом приехали ко мне в гости, прихватив с собой огромную бутылку лимонной водки, коию мы немедленно уестествили на скамейке в парке санатории я в Герцено. Кажется, о той памятной встрече у меня остались фотографии.
С этого времени все разговоры нашего призыва были только о дембеле — скором и неизбежном. По слухам, доносившимся из строевого отдела штаба, уже начали составлять списки очередности демобилизованных. А один раз, мой сослуживец Славик принес новость, которая заставила меня разволноваться — я и он оказались чуть ли не в первой партии дембелей, что было совершенно невероятно, учитывая мои многочисленные залеты. Однако, в лучшее всегда хочется верить. Впоследствии я узнал, что так оно и было, пока список не попал в руки майору Кириченко и капитану Самохвалову, у которых волосы дыбом встали, когда они увидели мою фамилию в первой партии. Славик тоже не числился отличником боевой и политической подготовки, поэтому его и меня зверски перенесли в последнюю партию, а партия эта была ориентировочно рассчитана на конец августа — начало сентября. На Славика напал жутчайший депресняк, а я понял, что действовать нужно решительно и расторопно. Связавшись с домом, я попросил мне выслать посылку с рыбой, причем какой-нибудь достаточно экзотической. И стал ждать.
Ожидание заняло примерно две недели, после чего я, запасшись бутылкой хорошей водки и пакетом с рыбой, выбрав удачный момент, заявился к нашему старшине прямо домой, где без предисловий изложил ему суть своей проблемы. Старшина дары сгреб, пообещав посодействовать, насколько это возможно. На следующий день он вызвал меня к себе в каптерку и мы вместе с ним пошли в штаб полка. Дойдя до двери штаба второй эскадры, он попросил подождать меня за дверью, а сам скрылся внутри. Через десять минут он выглянул и позвал меня внутрь. В штабе сидел капитан Самохвалов. Лицо его светилась смесью злости, унижения и большого несчастия. Он зло глянул на меня и протянул мне самую дорогую для любого бойца срочной службы — обходной лист, на котором уже красовалась его подпись. Я сдержанно поблагодарил капитана, после чего мы со старшиной вышли. Я не верил своим глазам. По-моему, нашей армией все же руководили и управляли вовсе не генералы и полковника, а самые что ни на есть прапорщики. Иным объяснить случившееся не представлялось возможным моему скудному уму.