Выбрать главу

- Возможно.

- Когда-то они дружили с моим отцом, и, если не ошибаюсь, отец до сих пор высоко ценит его. Я почувствовал это, особенно у вас, глядя, как они сидят друг против друга. А что думает твоя мать?

Франсина молчала, и он продолжал:

- Боишься обидеть меня? Поверь, что бы ты сейчас ни сказала, ничего не изменится. Она знала, да?

- Кажется, да.

- Ты лишь убедила ее?

- Она знала.

- И другие тоже? Многие, да?

- В отличие от того, что ты можешь подумать, мама стала ее защищать.

- То есть?

- Она заметила, что люди почти всегда с удовольствием говорят о других, особенно-плохое.

- А остальное? Дом на улице Вольтера?

- Я сказала маме, что после того, как мы с тобой расстались, ты туда возвращался. Верно?

- Да. И еще раз на следующий день.

Она испугалась.

- Чтобы расспросить?

- Нет. Чтобы посмотреть.

Его вдруг охватило жгучее желание бросить ей вызов. А ведь он поклялся себе никому, и уж тем более ей, не говорить об увиденном.

Он ухмыльнулся:

- Она пригласила меня.

- Кто?

- Мадам Жанна, та, что сдает меблированные комнаты. Она чем-то похожа на мою бабушку, разве что ростом поменьше и помоложе. Так вот, она пригласила меня прийти к ней с хорошенькой девушкой и даже дала адреса нескольких баров, где их можно найти столько, сколько душе угодно.

На ходу, словно невзначай, она слегка коснулась его руки, и он уже более возбужденно продолжал:

- Там довольно мило, чисто, полно вышивок и безделушек, как у бабушки, с одной лишь разницей: из конспирации ставни весь день закрыты. Он не хотел плакать и сжал кулаки.

- Частенько, - сказала она, - мужчины выходят раньше своих подружек, опасаясь, что на улице их увидят вместе. По другой причине, которая мне ив голову не пришла бы, женщины одеваются дольше мужчин.

- Прекрати, Андре.

- Ты же сама спросила, возвращался ли я туда. Выйди мы из бара пораньше, возможно, нам повезло бы увидеть и мужчину.

- Как ты можешь!

- А что? Что я такого сказал? Почему я должен делать из этого трагедию? Ты уверена, что у твоего отца никогда не было похождений? Я лично очень хотел бы, чтобы мой оказался любовником своей ассистентки. Она милая, веселая, без комплексов. По крайней мере развлекся бы.

- Ты ужасен, Андре.

- А ты говоришь не то, что думаешь. Признайся, твоя мать презирает мою.

- Она не осуждает ее.

- Понтий Пилат! Тем не менее на ужин она нас больше не позовет. А к нам пришла лишь потому, что наши отцы случайно встретились через двадцать лет и решили увидеться еще раз. Потом же, побывав у нас, следовало из вежливости пригласить к себе. Теперь, когда твоя мать выполнила свой долг, мы - квиты.

- Ошибаешься.

- В чем?

- В том, что моя мама чувствует себя неловко в присутствии твоей. Она не скрывала, что твоя мать слишком беспокойная, нервная, говорит всегда возбужденно, и мама...

- Думаешь, я не понял?

- Почему ты разговариваешь со мной таким тоном, Андре?

Он опустил голову, пальцы его побелели - так крепко он их стиснул. Но снова взглянув на нее, опять был уже спокоен и задумчив.

- Прости. Я дал себе слово никогда больше не говорить с тобой о случившемся и даже не думать об этом. Не знаю, почему я вдруг вспылил.

- Потому что непроизвольно думаешь об этом?

- Потому что не такой, каким мне хочется быть.

- Надеешься стать лучше? Он улыбнулся ей сквозь свою печаль.

- Не знаю. Это прошло.

- Ты на меня больше не сердишься?

- Прости, пожалуйста. Да, я ведь обещал тебе шоколадный коктейль.

- С двумя шариками мороженого.

- Конечно.

В горле у него все еще что-то сжималось, голое был хриплый.

- Идем.

Он взял ее за руку, повернул, и они быстро пошли к морскому вокзалу и скверу Мериме.

- Есть хочешь?

- Не очень.

- Здесь лучшие в Канне рогалики, свежие целый день. Непонятно, как их удается сохранить.

- Шоколадный коктейль, господин Андре?

- Два, Бернар. И оба с двумя шариками.

Франсина наблюдала за ним, сбитая с толку быстрой сменой его настроения. Он чем-то напоминал ей младшего брата, который через пять минут после бурных рыданий мог громко смеяться.

- О чем ты думаешь?

- Учусь понимать тебя и каждый раз открываю что-то новое.

- Что, например?

- Трудно объяснить. Попытаюсь, когда узнаю тебя получше.

- Мы будем встречаться? Несмотря на родителей? Несмотря на матерей?

Не забудь, ты сама сказала, что я твой друг.

- А я и не забываю.

- Меня настораживает только одно, - сказал он полушутя-полусерьезно, протягивая ей запотевший стакан, - что всякий раз, возвращаясь домой, тебе придется все повторять.

- В этом нет необходимости.

- Ты же ничего не скрываешь от родителей!

- Если они спросят, я отвечу. А так как они почти никогда не спрашивают...

- Ты свободна в четверг около пяти?

- Занятия у меня заканчиваются как позавчера.

- Я буду ждать тебя на улице.

И, помолчав, добавил:

- Без мопеда.

Он отвел взгляд, но не потому, что в его глазах была гроза, нет, они светились радостью. Он решился. Он назначил ей настоящее свидание. Все произошло так неожиданно, что до самой последней минуты на вокзале он почти не разговаривал с ней. Слова могли выдать его. К тому же он был слишком счастлив, чтобы еще что-то говорить.

Ему хотелось смеяться, петь, прыгать.

- До четверга.

- До четверга, Андре.

Он посмотрел ей вслед, и она вернулась.

- Обещай мне оставаться до четверга таким, как сейчас, - шепнула она.

Он покраснел: она наклонилась к нему и, казалось, вот-вот поцелует.

- Обещаю.

- До четверга!

- До четверга!

Когда он шел к скверу Мериме за мопедом, оставленным у фонтана, он, сам того не замечая, не извиняясь, наталкивался на прохожих, и ему захотелось выпить второй стакан молока с шоколадным мороженым.

На чай Бернару он дал в два раза больше, чем обычно.

Глава 5

Уже за воротами, в саду, огибая на мопеде виллу, он увидел мать: та, в бикини, принимала в кресле-качалке солнечную ванну. Он сразу понял, что мать поджидает его, но, надеясь ускользнуть, заспешил к крыльцу, словно не заметил ее.

- Андре!

- Ты здесь, мама?

Она не позволила провести себя и смотрела на него строго, не ласково, но и не враждебно.

- Спешишь?

- Ты же знаешь, сколько у меня сейчас работы.

- У тебя впереди еще целый вечер и все воскресенье.

Говорила она четко, решительно.

- Ты до сих пор был в лицее?

- Нет. Встречался с Франсиной.

- Опять?

Даже тоном голоса она подчеркивала, что относится с одинаковой антипатией ко всем Буадье.

- Вы теперь назначаете друг другу свидания?

- Вчера она позвонила и сказала, что приедет в Канн повидаться с подругой. Вот мы и воспользовались ее приездом.

За последние два-три года мать сильно похудела. Ключицы выпирали, руки и ноги - одни кости, бюстгальтер почти пустой.

Солнечные ванны в саду тоже начались с Наташи, которая, совершенно голая, часами просиживала на террасе на крыше дома.

- Ты не мог бы, хоть изредка, уделять мне немного внимания? Уже несколько дней ты словно избегаешь меня.

- Да нет, мама. Экзамены...

- И что, экзамены мешают тебе смотреть мне в глаза? Возьми кресло.

Вокруг стояли плетеные кресла, но он сел на траву, обхватив руками колени. Он подозревал, что мать умышленно выбрала это место.

Она знала, как он не любит, когда заходят к нему в мансарду, - у него портилось настроение. А позови она его к себе в спальню или в будуар, беседа примет слишком торжественный характер.