– Никогда!
– Возвращайся поскорее.
– Я вернусь скоро.
Он поцеловал ее в лоб.
Что его угнетало, так это необходимость отправляться с визитом в офис на бульвар Царя Саула. Там его ожидала неприятная и крайне унизительная процедура: расписаться в служебном журнале в фойе и приколоть дурацкую бирку к карману рубашки. Он не мог больше пользоваться своим старым личным лифтом – теперь эта привилегия перешла ко Льву – и был вынужден втискиваться в кабину обычного вместе с мальчишками и девчонками из секретариата и архива.
Шамрон поднялся на четвертый этаж. Ритуальное унижение на этом не закончилось – Лев вымещал на нем свое раздражение. Никто не принес Шамрону кофе – пришлось тащиться в столовую и довольствоваться жидкой бурдой из автомата. Потом он прошел по коридору к своему «кабинету» – голой комнате размером не больше кладовки, с сосновым столом, складным металлическим стулом и пахнущим дезинфектантом телефоном с отколотым уголком.
Шамрон сел, открыл портфель и достал присланную из Лондона фотографию, ту самую, которую сделал Мордехай у дома Питера Мэлоуна. Он просидел над ней несколько минут, положив локти на стол, прижав пальцы к вискам. Дверь то и дело открывалась, в кабинет заглядывала и тут же исчезала чья-нибудь голова. Широко раскрытые глаза смотрели на него с нескрываемым любопытством, как на некоего экзотического зверя. «Да, точно. Старик снова бродит по коридорам Конторы». Шамрон ничего не замечал. Все его внимание занимал человек на фотографии.
Наконец он поднял трубку телефона и набрал номер архива. Ему ответила девушка, судя по голосу – только что окончившая среднюю школу.
– Это Шамрон.
– Кто?
– ШАМРОН, – раздраженно повторил он. – Мне нужны материалы по кипрскому похищению. Если не ошибаюсь, 1968 год. Вас тогда, возможно, еще и на свете не было, но уж постарайтесь.
Он швырнул трубку на рычаг и стал ждать. Через пять минут в дверь постучали, и в комнату протиснулся молодой парень с выцветшими глазами. Его звали Йосси.
– Простите, босс. Девчонка новенькая. – Он подал папку. – Вы это хотели посмотреть?
И Шамрон, как нищий, протянул руку.
Дело было из числа тех, которые не давали повода для гордости. Летом 1986 года министр юстиции Израиля Меир Бен-Давид отправился из Тель-Авива в трехнедельный круиз по Средиземному морю на собственной яхте с двенадцатью гостями и пятью членами экипажа на борту. На девятый день круиза, во время стоянки в порту Ларнаки, яхта была захвачена группой террористов, которые заявили, что представляют организацию под названием «Палестинские боевые ячейки».
Об операции по освобождению пленных не могло быть и речи – кипрские власти хотели, чтобы проблема была урегулирована как можно быстрее и без лишнего шума. У израильского правительства не осталось иного выхода, как пойти на переговоры, и Шамрон открыл канал связи с руководителем террористов, который говорил по-немецки. Все закончилось через три дня. Заложники были освобождены, террористы получили возможность беспрепятственно уйти, а еще через месяц из израильских тюрем были отпущены более дюжины закоренелых убийц из ООП.
Публично Израиль всегда отрицал, что состоялся элементарный обмен по принципу quid pro quo – услуга за услугу, но этим заявлениям, разумеется, никто не верил. Для Шамрона тот случай стал унизительным поражением, горечь которого ощущалась и теперь, спустя годы, когда он стал перелистывать страницы документов. На глаза ему попалась фотография руководителя террористов. Сделанная с большого расстояния, нечеткая, зернистая, она не имела практически никакого значения – просто лицо, скрытое солнцезащитными очками и шляпой.
Шамрон положил рядом с ней другую, сделанную из машины слежения в Лондоне, и потратил несколько минут на сравнение снимков. Один и тот же человек? Сказать определенно было невозможно. Он поднял трубку и снова набрал номер архива. На этот раз ответил Йосси:
– Да, босс?
– Принеси мне досье на Леопарда.
Он был тайной, загадкой, ребусом. Некоторые говорили, что он немец. Другие – что австриец. Третьи называли его швейцарцем. Лингвист в Тель-Авиве, прослушавший записи его разговоров с Шамроном, которые велись на английском, предположил, что он уроженец Эльзас-Лотарингии. Западные немцы, имевшие к нему особый счет, окрестили его Леопардом. Он был наемным террористом, человеком, работавшим на любую группу, на любую из конфликтующих сторон, если только это соответствовало сути его убеждений: на коммунистов, антизападников, антисионистов.
Именно Леопард стоял, как считалось, за захватом на Кипре; именно Леопард по заданию Абу Джихада убил трех израильтян в Европе. Шамрон желал его смерти. До сих пор его желание осталось нереализованным.
Он пролистал досье, оказавшееся безнадежно тонким. Рапорт французской разведки; депеша из Интерпола; донесение из Стамбула, где якобы видели Леопарда. Три фотографии неизвестного лица, предположительно Леопарда. Первая сделана в Ларнаке, вторая – в Бухаресте, третья – в аэропорту Шарль де Голль. Шамрон положил рядом с ними снимок из Лондона и посмотрел на стоявшего рядом Йосси.
– Я бы сказал, босс, эта и эта.
Шамрон сдвинул лондонскую и бухарестскую фотографии. Один и тот же наклон головы, слегка повернутый влево подбородок.
– Может быть, я и ошибаюсь, Йосси, но мне кажется, что на них один и тот же человек.
– Трудно сказать, босс, но, возможно, стоит проверить на компьютере.
– Прогони их, – бросил Шамрон и закрыл папку. – Это я оставлю у себя.
– Вам надо написать расписку.
Шамрон посмотрел на Йосси поверх очков.
– Я сам ее напишу, – поспешно исправился Йосси.
– Молодец.
Шамрон снова взялся за телефон, но на сей раз позвонил в отдел поездок. Закончив разговор, он положил документы в портфель и направился вниз.
Я иду, Габриель. Только вот где ты?
22
Средиземное море
Скалы мыса Корсе показались на рассвете. Обойдя остров, Кьяра взяла курс на северо-запад. Небо затянуло тяжелыми, цвета пороха тучами, обещавшими дождь. Ветер усилился на несколько узлов, стало заметно холоднее.
– Мистраль,[15] – объяснила Кьяра. – Боюсь, приятной прогулки не получится.
Слева появился паром, идущий от острова Русс к французскому берегу.
– Он держит курс на Ниццу, – сказала девушка. – Будем придерживаться того же направления, потом, когда подойдем ближе к береговой линии, свернем к Каннам.
– Еще долго?
– Часов пять-шесть, может быть больше, с учетом мистраля. Подержи-ка штурвал, а я спущусь на камбуз и посмотрю, нет ли чего на завтрак.
– Проверь, как там наша Спящая Красавица.
– Хорошо.
Завтрак ограничился кофе, несколькими тостами и куском засохшего сыра. Они едва успели поесть, как налетел шторм. Следующие четыре часа яхта упорно противостояла накатывавшим с севера волнам и обрушившемуся с неба дождю, который сократил видимость до нескольких десятков метров. В какой-то момент они потеряли из виду паром, хотя это и не имело большого значения, потому что Кьяра ориентировалась по компасу и «джи-пи-эс».
Дождь прекратился в полдень, но ветер продолжал дуть с неослабевающей силой. Вслед за штормом нахлынула масса холодного воздуха, а в последний час солнце то появлялось из-за облаков, то снова пряталось за ними. Цвет воды менялся вместе с солнцем – с серо-зеленого на синий.
Наконец прямо по курсу показались Канны: знакомая линия белых отелей и жилых домов, протянувшихся вдоль набережной Круазетт. Кьяра повернула от набережной к Старому порту, находящемуся в другой части города. В летние месяцы улочки этого района переполняли толпы туристов, а в бухте теснились роскошные яхты. Сейчас же большая часть ресторанов была закрыта, а в гавани покачивались на воде лишь с полдесятка суденышек.
Габриель остался на борту, а Кьяра сошла на берег, чтобы взять напрокат автомобиль. Пока она отсутствовала, Габриель развязал все еще не очнувшегося капитана. За четыре часа до этого девушка сделала ему второй укол, так что бедняге предстояло проспать еще несколько часов.
Убедившись, что внизу все в порядке, Габриель поднялся на палубу и стал ждать Кьяру. Минут через десять на стоянку набережной Сен-Пьер вкатился хэчбэк «пежо». Девушка не стала выходить из машины, а только приоткрыла дверцу и помахала Габриелю рукой. Спустившись с яхты, он сам сел за руль.
15
Мистраль