Но он хотел добиться какого-то прогресса до этого.
Тревис вставил ключ в замок и повернул его, войдя в дом. Он прошел через тихий интерьер, улыбнулся, переступив через пару клоунских ботинок, и прошел через задний вход во двор. Открыв боковые ворота, он начал переносить материалы из своего грузовика, установив настольную пилу и ленточную шлифовальную машину на задней лужайке. Перенести последний предмет самостоятельно было непростой задачей, потому что было трудно ориентироваться на поворотах с веткой дерева на плече, но он справился.
Несколько часов спустя он распилил ветвь дерева на равные куски древесины и начал процесс шлифования грубого волокна, делая его гладким на ощупь. Он взял один перерыв на воду, только чтобы понять, что у него нет воды. Не оставалось ничего другого, как пробраться по опилкам и грязи на кухню Джорджи, чтобы достать бутылку прохладительного напитка. Пока он стоял в крошечной кухне со старинными светильниками и табличкой над плитой с надписью “О, РАДИ ВИЛКИ” (прим. пер. “О, РАДИ БОГА”), у Тревиса появилась идея. Позвонив по телефону в местный ресторан, он вернулся на улицу и снова приступил к шлифовке.
Романтические жесты. Это должен быть один из них, верно?
В его жизни было не так уж много таких случаев. Однажды, во время его первого сезона в команде "Ураганы", товарищ по команде сделал предложение своей девушке перед посадкой в автобус. Он опустился на одно колено прямо перед друзьями, которые потом безжалостно дразнили его всю дорогу до аэропорта. Хотя предлагающему было наплевать. Он был просто счастлив получить "да", невзирая на последствия. В то время Тревис не мог поверить, что мужчина может добровольно связать себя узами брака. Он подумал, что этот парень дурак.
Он всё ещё так думал. Но он мог бы признаться себе, что был бы не прочь увидеть Джорджи такой счастливой.
На самом деле, он жаждал этого. И это напугало его до усрачки. Тревис выключил шлифовальный станок и сделал глоток воды, проведя запястьем своей рабочей перчатки по лбу. Большая, толстая доска лежала на боку в траве, узлы и возрастные кольца, видимые в каждом великолепном дюйме - эта часть служила каминной полкой. Однажды Джорджи поставит на него фотографии своих детей в рамке. Зимой она будет разжигать огонь, проводя пальцами по глянцевой текстуре. Вспомнит ли она о нем?
Он снял рубашку из-за жары, но внезапный холод заставил его пожалеть об этом. Он отошел от оборудования, постукивая бутылкой с водой по бедру. Он больше не видел вокруг себя укрытый тенью задний двор. Когда-то давно отец Тревиса, вероятно, проявлял романтическую инициативу для его матери. Возможно, приносил ей цветы и водил на свидания.
А потом появился Тревис и положил всему этому конец, не так ли? Не только исчезло всякое подобие романтики, но и началась тотальная война. В памяти всплыло воспоминание, ничем не отличающееся от бесчисленных других, крутившихся в его голове. После первой разлуки его мать и отец хотели встретиться с друзьями в один и тот же вечер.
“ — Возьми его с собой.
— Не сегодня. Мне это нужно.
— Мне тоже нужно уехать. Он у меня уже четыре ночи подряд!
— Ого, целых четыре ночи. Это называется отцовство!
—Ты проповедуешь меня? Какая мать не хочет заботиться о своем сыне?
— Может быть, мать, которая хочет вернуть свою жизнь. Как насчет этого?”
Знакомая рука легла на плечо Тревиса, и он обернулся, дыша так, словно только что взбежал на склон горы. Джорджи смотрела на него, держа руки в воздухе. Тревис тяжело сглотнул, борясь с желанием подхватить её на руки и зарыться лицом в любую её часть, которая была ближе всего. У неё был такой свежевычищенный вид, как будто она только что стерла клоунский грим. Маленькие вьющиеся волоски вокруг её лица были влажными, ресницы в комочках, губы розовые и приоткрытые. Угасающий солнечный свет освещал её и заливал обнаженные ноги, подчеркивая беспокойство в её глазах.
— Привет, - пробормотала она. — Ты здесь.
Тревис прочистил горло, но не избавился от ржавчины. — Да. - Она с любопытством наблюдала за ним, видя слишком много, и у него не хватало духу объяснить, что его потрясло. Поэтому он заставил себя улыбнуться, прежде чем она успела спросить. — Я здесь.