— Почему снег такой чёрный? — спросил я.
— Из-за угля. Углём топят, вот копоть да пыль и летят, — охотно пояснил таксист и засмеялся. — Не видел чёрного снега раньше?
— Не настолько.
— Ну, вот, у нас так. Угля много, пыли ещё больше.
Выглядело это дело довольно угрюмо а я, честно говоря, помнил, что в целом, город был очень даже ничего, не такой, как эта улица. Я ведь здесь уже бывал, по резонансному убийству, копался в архивах МВД, добывал информацию для сценария. Впрочем, где я только не бывал…
Минут через пятнадцать, потянулись хрущовки и более современные девятиэтажки. Таксист свернул с дороги, заехал во двор, остановился у кирпичной пятиэтажки и махнул рукой в сторону здания.
— Ну вот, командировочный, — сказал он. — Приехали. Поднимайся на то крылечко.
— Спасибо, — поблагодарил я и протянул трояк.
— Ага. Будь здоров.
Постараюсь. Я вышел из машины и осмотрелся. Двор был тёмный, неприветливый, в окнах общаги горел свет. Неподалёку от входа стояли трое лбов, курили, громко матерились и смеялись. Похоже, бухие. Машина развернулась и уехала.
Я сунул руку в карман и вытащил ключ. Взвесил его на руке. Ещё раз посмотрел на номер. На металлическом брелоке было выбито число 128. Ну, ладно. Нужно было идти. Тем временем, из двери общаги выскочила девушка в искусственной шубке и быстрыми торопливыми шагами направилась в мою сторону.
Она смотрела под ноги и постаралась проскочить мимо пьяных парней побыстрее и на максимально возможном расстоянии. Постараться-то она постаралась, да вот только ничего у неё не вышло.
— А это у нас кто? — развязно засмеялся один из балагуров и, отделившись от приятелей, загородил ей дорогу.
Он выставил руки в стороны и заржал. Почти, как конь. Девушка попыталась проскользнуть, но ей не удалось. Он схватил её и прижал к себе.
— Куда торопишься, родная?
— Пусти! — пискнула она.
— Ой-ой-ой! Целку только из себя строить не надо! Я ж тебя знаю, Жанка!
— О, Жанка-защеканка? — оживились второй и третий хулиганы.
Они подскочили к девушке сзади и начали лапать.
— Отпустите! Я кричать буду!
Зачем же предупреждать? Кричи, дурочка. Кричи, что есть мочи.
— Да хоть заорись, — заржал первый кент. — Даже по кайфу будет.
— Ага! — подхватили его дружки и тоже заржали.
— Давайте её за будку, пацаны. Чё ты кобенишься, дура⁈ За щеку возьмёшь по-быстрому и вали, куда хочешь!
В голове щёлкнуло. У меня с гневом были проблемы в своё время. Серьёзные проблемы. Чуть не сел однажды. Но я над собой работал и даже научился побеждать свою вспыльчивость. Только вот сейчас мои методы нихрена не действовали. Юность и новое горячее сердце не оставили от тех моих побед и следа.
Меня накрыло густой чёрной волной. Стало нечем дышать, в груди разлился огонь, кулаки сжались.
— Эй, козлята, — едва сдерживаясь прохрипел я. — А ну-ка, сдристнули отсюда.
— Чё? — обалдело уставились они на меня. — Ты чё сказал, чмо?
— Лапы, говорю убери, дебил!
— А ну, Гиря, держи эту сучку, а мы с Вованом…
Он не договорил и бросился на меня.
7. Тут помню, тут не помню
7. Тут помню, тут не помню.
Саня Жаров крепкий парень. Борец! Тело сильное, непобедимое, можно сказать. Да вот только душа у него поменялась и мозги. А мои мозги с вольной борьбой практически не знакомы. Зато знакомы со службой в ВДВ. Когда-то были. Давненько, согласен. Но зато, когда пить бросил, я стал ходить на боевые искусства для инвалидов. Злость выпускать.
Сначала на адаптивное каратэ пошёл, только выяснилось, что это хрень, сплошной балет, но потом попался нормальный тренер, он меня взял типа на самооборону. Там чуваки разные были, кто без руки, кто без ноги, а некоторые вообще колясочники. В общем публика разнородная собиралась. Но сам тренер тоже безногим оказался, так что у нас спарринг прямо с ним был.
Вот и сейчас я по привычке заскакал на левой ноге, как злобный фламинго или голодный птеродактиль. Прыг-скок, прыг-скок.
Верзила, бросившийся на меня, опешил от такого танца.
— Вован, зырь! Циркач, в натуре! Каратист что ли?
Он пьяно загоготал и тут же получил ногой в рожу. Громко клацнула челюсть, послышался хруст, голова откинулась назад, красные слюни, как в фильмах младшего Бондарчука, медленно вылетели изо рта и разлетелись ледяным ожерельем, подчёркивая торжественную неповторимость момента. А сам громила со всего своего немаленького роста ухнулся навзничь.