— Оболенский! — Оторвавшись от беседы с одним из помощников, Самойлов подозвал меня. — Вижу, целы. Слава богу.
— Могло быть хуже, — улыбнулся я.
— Верю. Благодарю за отличную работу.
Ну черт его знает. Не думалось мне, что я хорошо сработал. Ведь так и не смог предупредить. Если бы не Индира Святославона, все могло пойти по совершенно другому сценарию. Даже попробуй Луций как-то хитро отслеживать мои перемещения, не факт, что группа захвата успела бы. Так что и правда повезло.
— Что в таких случаях принято говорить? — замялся я. — Рад служить?
— Можно и так, — внезапно улыбнулся Самойлов, и эта улыбка показалась мне душевной, отеческой. Словно мужик и сам выдохнул. Наверняка это не конец для его операции. Но, видимо, они вышли на финишную прямую.
— Я пока отойду, — сказал я. — Не буду мешать.
— Разумеется, Владимир Андреевич.
Я бросил взгляд на брата Луция.
— Идем?
— Я уже понял, что от вас не отделаюсь, — вздохнул темный брат. — Знаете, меня несколько беспокоит эта ваша способность оказываться в гуще событий, ровным счетом ничего для этого не делая.
— Так уж ничего не делая? — улыбнулся я, стараясь занять себя разговором, пока провожал его до Форельной башни. — Сдается мне, меня все же вынудили совершить некоторые действия.
— И на вашем месте абсолютное большинство ваших ровесников были бы уже мертвы. Или вам помогает сама Тьма, или Господь, или я не знаю какие еще силы. И вряд ли Тьма. Тьма не помогает. Она всегда испытывает. И в сочетании с вашей способностью влипать в неприятности это может принять масштаб настоящей катастрофы…
Ну чего Луций опять разворчался? Нормальный же мужик, а разнылся. Прорвемся. Не в первый раз ведь уже шли вместе навстречу неизвестности.
Мы отходили все дальше от оживленной территории завода. Форельная башня располагалась на отшибе. Ее странное название имело вполне прозаический контекст — раньше, еще до Реставрации и предшествующий ей событий, там разводили рыбу. Потом случилась Революция и передел собственности, сложное производство перестали поддерживать — и вот еще один амбициозный и полезный проект оказался на свалке истории. В том числе из-за споров.
Только вот строили надежно, так что сама башня, хотя и обветшала, но еще стояла. Ленка вроде бы иногда сбегала туда с книгой, когда хотела побыть в одиночестве.
— Осторожнее, — предупредил я, когда мы вышли из подлеска. — Видите? Огонек.
— Костер, — предположил Луций. — Пламя дрожит.
Я кивнул. В глазницах окон кирпичной башни действительно неровно плясали отблески света. Фонарь светит ровно. Значит, это и правда был костер или свеча.
— План? — Спросил я.
Вместо ответа брат Луций снова достал маятник, что-то быстро шепнул над ним, и я увидел, как кристалл подпрыгнул в воздухе и потянулся в направлении к башне.
— Он там. План прост. У меня санкция Ордена на задержание любого незарегистрированного носителя Тьмы. В случае сопротивления — уничтожение.
Я едва не поперхнулся.
— Значит, промежуточных вариантов нет?
— Тьма — не почва для компромиссов, — шепнул Луций. — Незарегистрированный и необученный носитель — это бомба замедленного действия, которая может рвануть в любой момент. Орден для того и создан, чтобы обучать людей ее контролировать. Таково условие государя и Синода. Либо Орден, либо смерть.
Миленько. Я, выходит, еще легко отделался и пользовался определенной привилегией, раз меня отпустили погулять после обнаружения темного дара. Впрочем, меня взяли на карандаш и ни на мгновение не забывали. Так что это была прогулка на длинном и слабом, но все же поводке.
— Я сам все сделаю, — сказал Луций и шагнул вперед, но я остановил его.
— Он там ради меня. Я могу отвлечь, так будет проще.
Темный брат уставился на меня немигающим взглядом.
— Владимир, прекратите геройствовать. Я дисциплинарий. Работа с такими субъектами — мой профиль. Или все дело в том, что Тьма внутри вас требует первым взглянуть в глаза вашему врагу? Ответьте себе честно: зачем вы сейчас рветесь вперед? Кто или что управляет вашими порывами?
Я замер, продолжая удерживать Луция за локоть. А ведь он был прав. С точки зрения здравого смысла мне следовало пустить его вперед, дать проделать всю работу — какой бы она ни была. Ведь на самом деле было важно лишь то, что этот убийца перестанет на меня охотиться. Что его скрутят в бараний рог и отправят либо на обучение в Орден, либо… Не знаю, как они там несогласных утилизировали.
Но мое нутро рвалось не просто спасти Ленку. Нет, это желание и правда было иррациональным. Сродни жажде. Той самом жажде, которую я уже хорошо знал. Тьма росла во мне, набирала силу. И с каждым поглощенным даром ее голос становился громче, а голод — невыносимее. Самое хреновое, что этот голос начинал походить на голос внутренний, глас разума. И я действительно понемногу переставал отличать одно от другого.