Не мучил его Господь, и когда он умирал… Старик отобедал… после чего, по новой своей привычке, лег вздремнуть и проснулся, в сущности, от того, что умер; то есть поднялся, чтобы отправиться к полднику, сделал шаг и упал. (…) На линолеуме до сих пор виден след от его поскользнувшегося каблука (стр. 250.) Все именно так и произошло. Светило солнце, за окном пели птицы. Не всякому дано так умереть, сказала Э. Можно также упомянуть, что Господь каждый (божий) день ровно без четверти три, то есть когда все произошло, посылает на землю ангела — слегка повозиться над следом, чтобы тот совсем не исчез. Ангелок упирается пяткой в то место, куда поставил ногу отец, и — вжик! — падает, имитируя летальный исход. Грохот от его падения слышится на весь дом. (Всякий раз Господь посылает к нам нового ангела, ибо работа эта считается у них непрестижной.) Некоторые даже плачут. Вжик! растянулся — и в слезы. Ну вот, в этот самый момент, когда по соображениям художественности было бы весьма кстати, — никаких с.!
Негласный сотрудник докладывает: на работе начальник заявил ему, что он может по окончании служебной командировки остаться в ФРГ в счет неоплачиваемого отпуска, но в Италию ехать не рекомендовал; потому что остаться на немецкоязычной территории в интересах газеты — это еще объяснимо, но к Италии мы никакого отношения не имеем. (…) Независимо от упомянутой поездки возможность дальнейших моих частных поездок зависит прежде всего от состояния здоровья моей жены; с приглашениями проблем не будет и проч. Любопытно, сколько забот ему доставляет место работы. Как будто в то время существовало независимое от «гэбэ» и т. д. гражданское общество, которому нужно было соблюдать «приличия». Его, конечно, не существовало, но приличия, похоже, все-таки соблюдались.
Заключение: У нас возникла идея, чтобы итальянскую визу негласный сотрудник запросил через своих знакомых в ФРГ на вкладыше это когда визу не вклеивали в паспорт, а давали на отдельном листке, и тогда в паспорте не оставалось никаких следов, именно такую я получил, когда был в Берлине, — в духе общеевропейского компромисса «западники» радовались, что кто-то, конкретно — я, в нарушение четырехстороннего соглашения, мог находиться в Берлине, конкретно — в Западном, по западногерманской стипендии, а «восточники» могли с удовлетворением констатировать, что все более загнивающие капиталисты не осмеливаются проставлять в наших паспортах свои визы и тайно выехал на встречу с контактным лицом, фигурирующим в одной из разыгрываемых (?) нами комбинаций. Но «Чанади» на это не осмеливается, ибо убежден, что его начальство все равно об этом узнает, что повлечет за собой крупные неприятности. Таким образом, поездку в Италию можно реализовать только в конце лета в рамках отдельной программы. И далее о том, что негласный сотрудник подготовил встречи с лицами, связь которых с секретными службами может считаться фактом или серьезно обоснованным предположением. (…) Линию поведения, провоцирующего на вербовку, мы сейчас разрабатываем.
То есть он пока еще не двойной агент, а только собирается предлагаться. Что будет? Относительно того, что есть: я два года назад закончил работу над «Производственным романом» и сейчас как раз жду корректуру. Да, и Марцеллу тоже уже два года. В связи со стипендией DAAD мне приходится бывать в разных официальных инстанциях, и странно — нигде не было никаких «намеков». Неужто контрразведка работала настолько профессионально, что «остальные» об этом ничего не знали? Мамочка была уже очень больна и готовилась, если позволить себе столь пошлое выражение, к главной роли в моей очередной книге — «Вспомогательных глаголах сердца».
5 февраля 1979 года, пространное донесение о поездке. Отчет о мероприятиях, с кем встречался (с сотрудником телеканала ARD, с одним главным редактором из Штутгарта и т. д.) …он явно симпатизировал мне. Вопросов не задавал ни в косвенной, ни в прямой форме. — Мои венгерские коллеги приняли к сведению, что я задержусь еще на «несколько дней», без каких либо замечаний.