– В сторону!
Вита буквально впихнула свою ношу в руки идущего рядом. Голова дюжего легионера была залита кровью и наскоро перевязана, неуверенность движений заставляла предположить, что возможны проблемы со зрением. Вита безжалостно вырвала у него копье.
Кожа, из которой была сделана палатка, содрогнулась, просела. Будто опрокинулась в глубь самой себя. Всадник двумя совершенно дикими, невозможными для имперских коней скачками преодолел препятствие. Как-то умудрился не запутаться в веревках и не сломать своему скакуну ноги. Вылетел на дорогу прямо перед ними. Каждое движение его пело дерзостью и упоением от собственной удали.
Кочевник развернулся – яростный, похожий на изображение мстящего кера. Шлем его в суматохе боя был потерян, черные косы крыльями били по плечам, лицо перечеркнуто окровавленной полосой. Зубы степняка оскалились в улыбке, стывшей торжеством и страхом. Из оружия у воина осталась лишь окровавленная сабля. Этого было довольно.
Вита шагнула вперед, опуская перед собой копье. Пальцы ее сжались на древке. Мысли провалились на узкую тропу полированного дерева. Устремились, набирая скорость, вперед. К наконечнику, созданному из многочисленных спрессованных слоев металла, острому, абсолютно смертоносному. Сорвались с него сконцентрированным ударом.
Медик полностью сосредоточилась на одном-единственном образе: она сама, угрожающая копьем летящему навстречу всаднику. Тощая фигура в балахоне. Жесткое лицо, наполовину скрытое шарфом, четкая линия скул, юная кожа, какая бывает лишь при регулярном использовании масел кау. Разрез глаз, их яркий карий оттенок, блик отраженного света на лишенной волос голове. Руки неуклюже упирают в землю копье, стараясь держать его между собой и неизбежной смертью.
Кочевник одними ногами послал своего скакуна в бок, изящным перестуком копыт уходя от дрожащего острия. Оказался внутри зоны, где ее слишком длинное оружие становилось бесполезным. Ударил саблей наискось… и лезвие прошло сквозь пустой воздух.
Вита, отошедшая на два шага в сторону от того места, куда проецировалась ее иллюзия, нанесла удар. Одно спокойное, выверенное, обманчиво медленное движение. Она не могла позволить себе промахнуться мимо цели, и не позволила: острие на половину ладони утонуло в опрометчиво открытом горле. Кочевник не смог даже захрипеть. Изо рта его хлынула кровь, спина выгнулась. Занесенная было сабля выскользнула из пальцев, что судорожно царапали воздух. Конь, хрипя, подался назад, и всадник медленно вывалился из седла.
Его товарищи почувствуют эту смерть. Если они еще живы, то примчатся так быстро, как только смогут. Скорее, скорее…
Медик снова сжала пальцы на древке, всю свою сфокусированную эмпатию направляя на степного скакуна. «Все хорошо, хозяин рядом, иди ко мне, мы положим на твою спину раненых…» Но длинноногий бегун лишь захрипел, отчаянно тряся гривой. Степные лошади славны были своим умом, отвагой и беззаветной преданностью. Конь не понимал, что именно случилось и почему из седла его пропало родное присутствие. Но он чуял, что произошло непоправимое, буквально сотрясался бессловесным горем и ужасом. Следующим должен был прийти гнев, удары копытами и яростные свечки. Вита выдохнула и ментальным толчком направила беднягу прочь. Туда, откуда его привели в это страшное, шумное, пахнущее дымом место. Туда, где остался родной табун.
Конь умчался, а Вита резким движением приказала своему отряду продолжать путь. Лишь сейчас она ощутила резкое жжение в плечах – нанесенный удар был слишком резок для не привыкших к нагрузке мышц. Дрожащими пальцами медик сорвала с запястья браслет в виде змеи. Обернула его вокруг копья, прижала к древку у самого основания наконечника. Полированное дерево, золотой гад и пальцы целительницы равно измазались в горячей красной жидкости. Кровь поверженного противника – последний компонент, что свяжет собой все прочие.
Символ силен лишь настолько, насколько сильна рука, его поднимающая. Да, это не созданный коллегией безупречный инструмент, его не благословляли жрецы и не вкладывал ей в руки сам император. Но знак целителя сопровождал медика десятки лет, а оружие, что сжимали ее пальцы, лишь минуту назад даровало жизнь и победу. Оно было надежно. И оно принадлежало ей.
Вита подняла над головой новую сигну. Когда, обогнув палатки, на улицу перед ними вылетело еще трое вражеских воинов, она спокойно направила им в лица волну иллюзий. Второй раз мысли ее прошли сквозь древко куда быстрее, словно по проложенной колее. Фокусирующий эффект был четче, а общая сила внушения на выходе умножилась на порядок. Кочевники, глядя сквозь отступающий под самым их носом отряд, замешкались, остановились, принялись рыскать вокруг. И не успели ускользнуть от преследователей. Вита скрыла бегущих вдоль улицы легионеров иллюзиями. Всадники так и не поняли, откуда прилетели стрелы и дротики. Они просто умерли.
Медик выдохнула, опуская копье. И тут же согнулась в кашле. Заставила ноги все так же упрямо сделать следующий шаг. И еще один.
В небо взвился огненный метеор. Затем еще один и еще. Расчертив ночь по пологой дуге, они оставляли за собой огненные хвосты. Вита проследила направление полета, поняла, что пролился пламенный дождь прямо над палатками госпиталя. Общий щит, который должен был прикрывать лагерь от подобных атак, буквально растерзало ветром. Она представила себе, как легко зачарованное пламя проходит сквозь стены палаток, что оно творит с телами оказавшихся внутри. «Авл, не дай боги, ты меня не послушал. Убью своими руками!»
– Кочевники отходят, – раненный в голову легионер говорил нечетко, точно в подпитии. Стонущую женщину он взвалил на плечо, кажется, совсем не замечая лишнего веса. Однако лицо его отворачивалось от света, глаза подслеповато щурились. Под засохшей кровью Вита узнала верзилу, что выполнял этой ночью банный наряд. – Сигнал. Флейты. Слышите?
– Они уводят своих, чтобы можно было перебить нас с дистанции, – прохрипела медик. Повернулась к опциону, что командовал спасшим их отрядом: – Лагерь уже горит, ветер служит противнику. Мы задохнемся тут, как жуки в морилке. Нужно уходить.
Дальнейший путь она запомнила смутно. Идти до ворот было от силы минуту. Но лагерь действительно горел, волны жара и дыма разрывали легкие. Они бежали, подбирали выживших, раненых, оглушенных. Дважды Вита закрывала разросшийся отряд от боевых пятерок, рыщущих подобно стаям. Нетерпеливо ждала, пока с ними будет покончено. Каждый следующий вздох и каждый следующий шаг давались все тяжелее.
Наконец они вышли к опоясывающей лагерь полосе чистого пространства и к возвышающемуся за ней валу. Вдоль земляной стены добрались до ворот. Массивные створки были закрыты, рядом с ними виднелись две недостроенные башни, наполовину отсыпанный скат, на который так и не успели поднять метательные машины. Однако изрядный кусок земляных укреплений у ворот просто-напросто отсутствовал. Видимо, хотя основная битва развернулась на севере, часть резвящихся в лагере диверсионных пятерок совершила обход.
– Нам не перетащить раненых через ров. Нужно открыть ворота. Я проверю, нет ли ловушек-иллюзий. Прикройте. – Вита устремилась вперед.
У недостроенной башни стоял отряд, прикрываемый двумя почти полными десятками. Из-за щитов навстречу ей шагнула вооруженная фигура, перемазанная сажей, кровью и керы знают чем еще. Но даже слой грязи не мог скрыть приметных черт: выдающийся фамильный нос, резкие брови, разрез глаз, когда внутренние уголки подняты к переносице в выражении вечной меланхолии…
– Авл! – выдохнула Вита. Неожиданно обнаружила, что бежит. Ноги сами понесли ее вперед, свободная от копья рука обвила его за шею, нос уткнулся в доспехи, явно снятые с чужого плеча. От него пахло потом и гарью. Вита задержала дыхание, пытаясь остановить приступ кашля. Если ее сейчас скрутит, остановиться будет уже невозможно.
Они отстранились, и медик лишь сейчас заметила, что коллега сжимает окровавленный меч. Корнелий владел оружием весьма неплохо, но сейчас держал рукоять неуклюже, отставив острие в сторону и пытаясь не задеть коллегу. Сама она точно так же сжимала самодельную сигну.
– Нужно уходить.
– Куда? – нетерпеливо, словно продолжая спор, до того ведшийся без слов (и в отсутствие несогласной стороны), спросил Авл.