– Я получу прекрасный повод украсть тебя!
– Она получит прекрасный повод убить тебя! И меня, кстати, тоже.
Смех исчез из глаз, полных синей тьмой. Окованная чешуей ладонь поднялась к ее лицу. Так и не коснулась щеки.
– Не беспокойся, Вита. Сюда никто не войдет. Меня не заметит.
Заверение это совсем не успокаивало. И даже наоборот.
– Ты нашла интересное решение, – сказал задумчиво князь лана Амин. – Я, признаться, этот вариант упустил. Запутать вопрос юрисдикции. Степь в кои-то веки не хочет воевать с империей, а империи сейчас не до происходящего в степи. Пока они выяснят, чья же это на самом деле долина…
Вита медленно покачала головой.
– Дело не том, чья долина. А в том, чья ответственность. – Вита беспокойно комкала в ладонях простыни, вспоминая события последних недель. – С самого начала эпидемии каждый, кто должен был отвечать за происходящее, спихивал трудные решения на других. Каждый, начиная от императора и заканчивая стоящим в оцеплении легионером. Даже я упиралась, когда легат предложил бросить все и отправляться на границу. Лечить там неведомо кого, от неведомо какой напасти? Почему обязательно я?
Кер хмыкнул. Вита нетерпеливо дернула головой:
– Империя видит в Тире проблему, которая неизбежно замарает любого, к ней прикоснувшегося. Нужен был лишь повод объявить, что проблема эта принадлежит кому-то еще. Остальное – вопрос бюрократии.
– А степь?
– Род Боржгон хотел избавиться от проклятья. – Медик загибала пальцы, отсчитывая пункты в порядке их важности. – Сохранить лицо перед прочими кланами, которые не должны были узнать о подобном промахе. По возможности избежать войны, к которой клан после недавних потерь просто не готов. А еще им не хотелось убивать своих детей.
– И ты готова им верить?
Вита подняла бровь:
– Не стоит подвергать сомнению честь столь славного рода. – Благородная Валерия улыбнулась невесело: – Я верю, что они будут честно преследовать свои интересы. Хотя, признаться, наполовину я ждала, что проснусь в цепях. Или вообще не проснусь.
Кер провел рукой по выгоревшим на солнце светлым волосам. Взгляд его был направлен куда-то вдаль.
– Баяр показал себя хорошим дипломатом. – Тон князя был таким вдумчиво-заинтересованным, что у Виты мурашки пошли по коже. – Как ты думаешь, как долго продержится это странное перемирие?
– Столько, сколько продержится, – отрезала Вита.
– Рано или поздно одна из сторон заметит, что на границе стоит прекрасная ничейная крепость. И приберет ее к рукам.
– С этим жителям Тира придется разбираться самим. Я всего лишь купила немного времени. Спасение утопающих – дело их собственных рук. В данном случае – чешуйчатых. Тиранцы справятся. Или нет. Все зависит от них самих.
Князь тьмы кивнул, судя по всему, считая подобный ответ очевидным и достаточным. И это его принятие в который раз заставило ее сердце дрогнуть.
– Тиранцы? Ты пытаешься создать новый народ?
– Пф!
Вита с размаху упала обратно на подушки. Злыми пинками отбросила в сторону одеяла. Подняла руку, закрывая от света глаза.
– Их слишком мало, чтобы создать полноценный народ. Разве что смогут основать независимый полис. Превратить убежище в дом, а дом – в силу, с которой придется считаться.
Она полагала, что Баяр мог бы справиться с подобной задачей. Оседлать торговые пути, основать пограничное государство, заключить союзы. Ему потребуется привлечь множество новых людей, найти новые источники ресурсов и прибыли. Однако ничего из этого несущий орла не сумеет, если будет утащен под воду жадными керами. Вита не видела смысла вслух повторять нечто столь очевидное.
– Я сказала: все в их руках. И довольно об этом.
Дессамин сжал ее пальцы в своей ладони, отвел в сторону. Он стоял, опираясь на ложе коленом, чуть склонившись вперед. Светлые пряди падали вокруг загорелого лица. Пахло солью и йодом. И тонуть можно было бесконечно в темно-синих глазах, ибо не было им ни берега, ни дна.
Медик протянула свободную руку. Обхватила его за шею. Улыбнулась.
Со всей силы дернула вниз, опрокидывая на себя.
Когда кер упал, ища ее тело ладонями и губами, чешуя уже исчезла. Вместо бронзового покрова осталась разгоряченная кожа. Несколько минут Вита нежилась: в роскоши прикосновений, в тепле его присутствия, в столь редкой для себя возможности чувствовать чужие эмоции.