– Сбрею. Сегодня же, – пообещал Конрад незнакомому человеку, удивленно взирающему на него из массивной рамы.
– Не стоит. Добавляет солидности.
Он обернулся на голос рывком, в очередной раз забыв про капризную спину и в очередной же раз отругав себя за это. Вошедшего человека он узнал сразу, несмотря на то что время не пощадило и его.
– Вернулся? – глупо спросил Конрад, изо всех сил стараясь не отвести глаз.
– Как видишь. Были неотложные дела…
Неотложных дел не было, Артур так и не научился лгать об этом. Любой нормальный отец забросил бы все, наплевав и на короля с его приказами, и на весь остальной свет, чтобы просто побыть у постели умирающей дочери, лелея надежду на то, что он может чем-то ей помочь. У Артура не было этой надежды, и поэтому он сбежал. Вот только у Конрада язык не повернулся бы назвать его трусом.
– Был у нее?
– Был.
Улыбка прорезала сведенные в одну линию губы, напомнив о том, что перед Конрадом все же живой человек, а не истукан. Артур и раньше был красив той строгой, правильной красотой, что так любят воплощать в своих творениях художники и скульпторы, но прошедшие годы сделали ее еще более четкой и безупречной… Безжизненной. Если б не морщинки в уголках глаз и почти седые вески, Конрад решил бы, что перед ним не человек, а один из легендарных бессмертных воинов, которые, согласно преданиям, вечно стоят на страже равновесия, не пуская в мир слуг дьявола.
– Ей нужен полный покой в течение двух недель, трехразовое питание и обильное питье. Организм потерял много воды…
– Я знаю.
Конрад осекся. Лицо Лейднера вновь окаменело, живыми остались лишь темные, почти черные, глаза.
– Присядь, Конрад. Я должен рассказать тебе кое-что… Думаю, это будет тебе интересно.
Ноги послушно отнесли его к низенькой софе, укрытой некогда темно-синим, а теперь тусклым и блеклым покрывалом. Конрад был готов к чему угодно, мысленно соглашаясь с любым приговором, но то, что он услышал, оказалось за гранью любых догадок и предположений.
– Когда Себастьян рассказал мне, что изучил твои формулы и нашел возможную ошибку, я не поверил. – Артур так и остался стоять, лишь развернулся к окну, вперив взгляд в краешек неба, видневшийся над крышей соседнего дома. – Я реально оцениваю таланты своего сына. Не скрою, я хотел бы, чтобы он пошел по моим стопам, но мальчик был бы отвратительным военным. Уж лучше пусть станет хорошим врачом. У него есть способности к этому, преподаватели хвалят его, и я вижу, что эти похвалы заслуженны. Однако второкурсник, едва научившийся отличать тиф от холеры, вряд ли сможет найти ошибку в трудах гения. Впрочем, дело не только в этом. Найти ошибку было невозможно еще и потому, что ты уничтожил свою формулу и воссоздать ее не удалось. Профессора университета бились над этим не один год, но безрезультатно. После того как в мучениях погибло еще несколько человек, король запретил любые опыты, касающиеся зеррийской лихорадки. Я не стал отговаривать его, хотя, наверное, должен был… Я постарался забыть об этом, но болезнь Мартины не оставила мне выбора. Твою ошибку мог найти и исправить только ты. Я решил дать тебе этот шанс.
– Спасибо.
– Не за что. Я всего-навсего не хотел терять еще и дочь… Я отправил Себастьяна за тобой и обратился к твоему помощнику, Карлу.
– Карлу? – не смог скрыть удивления Конрад. Артур обернулся и слегка приподнял бровь.
– Ты мог бы не просить помилования для него. Все знали, что его вмешательство в твои дела ограничивается накладыванием повязок и мытьем колб. После твоего… исчезновения его допрашивали не раз. В основном он дрожал как осиновый лист и бормотал, что ни в чем не виноват. В итоге на него махнули рукой. Я не интересовался его дальнейшей судьбой, но через несколько лет случайно услышал, что он стал помощником одного из твоих коллег, Ульриха Швайгера. Еще через несколько лет Швайгер занял должность лейб-медика. Ты помнишь его?
Конрад нахмурился, напрягая память. Когда несколько дней назад Себастьян упомянул имя его бывшего однокашника, он вспомнил Ульриха сразу, вот только никак не мог воссоздать в памяти его внешность. Воображение услужливо рисовало сутулую фигуру и тщательно зачесанные назад светлые волосы, но лицо старого знакомого оставалось неясным колеблющимся пятном. В конце концов, он решил, что это не так уж важно.