Если бы она там остановилась, ей наверняка пришлось бы объяснять, почему она путешествует одна.
Кроме того, могло случиться и так, что хозяева тех гостиниц, в которых Серафина останавливалась вместе с Кельвином, посчитав ее появление без мужа несколько странным, под каким-нибудь предлогом задержали бы ее.
«Скоро мы ее догоним», — подумал Кельвин, объезжая гостиницу, чтобы поставить лошадь в конюшню.
Подъехав к ней, он глазам своим не поверил — двуколка!
Лошадь из нее уже выпрягли, оглобли лежали на земле. Кельвин спешился и увидел, что из дверей конюшни на него смотрит Амар.
— Амар! — позвал он. — Где госпожа?
— Она легла, сагиб. Как хорошо, что вы приехали!
Кельвин с облегчением вздохнул.
Все! Спешить теперь больше некуда.
Он нашел ее!
— Как себя чувствует госпожа? — спросил он.
— Немного устала, сагиб. Дорога была длинная.
— Что верно, то верно!
— Мы несколько раз меняли лошадей, — объяснил Амар. — Пришлось заплатить много рупий, но госпожа сказала, что это не имеет значения.
— Да, это не имеет значения, — машинально повторил Кельвин и направился к гостинице.
Хозяин с многочисленными церемониями проводил его в маленькую узенькую спальню, где стояли легкая кровать местного изготовления, стол и стул. Все остальное путешественники в Индии обычно возили с собой.
— Другую спальню занимает госпожа, — пояснил хозяин, хотя никто его об этом не спрашивал.
— Я знаю, — кивнул Кельвин.
В этот момент в комнату вошел Яхан с одеялом, которое захватил с собой.
Он развернул его. Внутри оказалась чистая рубашка, кое-что из одежды, коробка с бритвенными и туалетными принадлежностями.
В первый раз с тех пор, как они выехали из дворца, Кельвин почувствовал голод.
И еще он заметил, что весь с головы до ног покрыт слоем пыли, которая летела из-под копыт лошади.
— Я хочу умыться, — бросил он.
Неподалеку от спальни находился умывальник, рядом стояли ведра с водой.
Замерзший и голодный, Кельвин вошел в спальню, завернувшись в полотенце, и увидел на кровати длинный голубой халат, тот, что сэр Энтони заставил его купить в Сент-Джеймсе, — Яхан и его прихватил с собой.
Кельвин надел халат, а Яхан подал ему обед и бутылку прохладного индийского пива, которую только что достали из погреба.
Кельвин принялся за еду, абсолютно не ощущая ее вкуса.
Когда Яхан наконец вышел и он остался один, то несколько минут раздумывал, что предпринять.
Потом напомнил себе, что прошлой ночью, когда Серафина спала, он не стал ее будить и вышел, совершив тем самым большую ошибку.
Если она случайно узнает, что он здесь, то может опять убежать, значит, нужно во что бы то ни стало этого не допустить.
С этой мыслью Кельвин вышел в столовую, которая располагалась между двумя спальнями.
Свет в ней не горел, и видно было, как из-под двери комнаты, которую занимала Серафина, пробивается тоненькая полоска света.
Кельвин от всей души надеялся, что жена его пока не легла спать. Иначе если она вдруг проснется и увидит его, то может испугаться.
Он тихонько постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.
У кровати, над которой висела москитная сетка, стоял столик. На нем горела одна-единственная свеча.
Радом с кроватью стояла на коленях Серафина.
Она не слышала, как открылась дверь, а потому не знала о присутствии Кельвина, и он имел возможность некоторое время понаблюдать за ней.
Она молилась, закрыв лицо руками.
Прошло несколько секунд. Наконец, видимо, почувствовав, что в комнате кто-то есть, Серафина обернулась, и Кельвин увидел, что слезы бегут у нее по щекам.
Некоторое время она, не шевелясь, молча смотрела на него своими огромными глазами.
— За кого вы молитесь, Серафина? — тихо спросил Кельвин.
— За… вас, — машинально ответила она.
— И плачете из-за меня? — спросил он.
Серафина порывисто вскочила.
Она была похожа на ребенка, которого застали на месте преступления, когда он что-то натворил, и теперь ждет, что его накажут.
Сквозь полупрозрачную ночную рубашку из тончайшего батиста виднелось ее стройное тело.
— Ложитесь в постель, Серафина, — тихо попросил Кельвин. — Я хочу с вами поговорить.
Она, послушно откинув края москитной сетки, легла на кровать.
Кельвин задул свечу и закрыл окно.
Пока он занимался своим туалетом и ужинал, наступила ночь и на небе высыпали звезды.
Взошла луна, ярко осветив маленькую полупустую комнату своими серебристыми лучами, и Кельвин увидел лицо Серафины отчетливо, как днем.