Я сердито отмечаю, как она обменивается взглядом с дилером, и как дилер нарочно отворачивается.
— Какого чёрта это было? — спрашиваю я.
— Не знаю, — как мне кажется, голос Тодда звучит озлобленно. — У Дэвида и меня разные стили управления, но, ни один из нас не считает нормальным, когда клиенты притесняют кого-то. Даже если это ВИП-клиенты.
Тот факт, что он вынужден это признать, заставляет меня разозлиться ещё больше. Я вырос в казино Лас-Вегаса, приблизительно в двух кварталах от улицы Стрип и знаю все правила. Я учился в «Гарварде», работал в крупных финансовых организациях по сбору средств. Мне известно, как и что работает в этом непростом мире. Как деньги дают людям ложное ощущение контроля, заставляя мужчин думать, что они могут иметь всё, что пожелают.
Это не значит, что мне это нравится.
Двадцать секунд спустя, официантка, я полагаю, та самая официантка из бара, появляется в поле зрения. Она одета в короткую тёмную юбку, белоснежную блузку и чулки в сетку, которые носят все официантки и могу сказать сразу, что Тодд прав. Женщина действительно красивая.
На самом деле, она великолепна и на минуту я так занят её разглядыванием, что теряю след того, что именно должен делать. Её тёмные волосы до плеч завязаны в хвостик, что только подчёркивает её прекрасные скулы и длинную нежную шею. У неё тёмные глаза, пухлые губы и оливковая кожа. На щеках гневный румянец, что только добавляет ей привлекательности.
Ровно как контролируя себя и этот свой темперамент, она оказывает сопротивление.
Теперь интересно, сколько же в ней достоинства; я смотрю, как она двигается, как себя подает. Она высокая, даже с учётом тех высоких каблуков, которые носит, по крайней мере, шесть футов с ними, у неё длинные ноги, пышные бёдра и отпадная задница, которая выглядит в этой юбке на миллион долларов. И девушка ведёт себя так, словно знает, что она слишком хороша для этой работы, слишком хороша для этого места.
Дерьмо. Стоит ли удивляться, что все богатеи смотрят на неё с похотью? Для большинства парней, с которыми она вступает в контакт на рабочей основе, самоотречение — это не совсем та концепция, с которой они знакомы. Чёрт возьми, я веду себя довольно откровенно, но всегда стараюсь быть почтительным-когда-это-касается-женщин парнем, и всё о чем могу думать — это испытание для её контроля, проверка, как далеко он сможет с ней зайти, до того как она полностью его утратит.
Но, даже я понимаю, что официантка не потеряет его полностью, точно не так, как я, когда просматриваю последние пару минут. Вместо этого, девушка забирает свой поднос со стола мужчины и её высокое, соблазнительное тело движется с совершенной точностью. Неожиданно, даже после того, как Тодд предупредил меня, удар дерзкой девчонки выводит меня из ступора. Я просматриваю этот момент снова, обращая в этот раз внимание на то, что происходит, вместо того, чтобы пялиться на официантку, независимо от того, как сильно этого хочу.
У меня занимает всего тридцать секунд, чтобы выяснить, что она изо всех сил старалась заставить Рубинова прекратить изводить другую женщину. Ещё тридцать секунд кипит мой гнев, и к тому времени, когда она встала напротив него, я в таком абсолютном бешенстве, что готов сделать тоже самое вместо неё.
Этот парень — первоклассный ублюдок.
Я проигрываю видео ещё раз, просто, чтобы убедиться, что понял каждый нюанс сложившейся ситуации. Когда просматриваю видео дальше, то вижу, как официантка подходит к охране, и кивает в сторону Рубинова и девушки.
Так она пыталась сообщить об этом, пыталась позвать на помощь. И охранник прогнал её. Понимание этого заставляет кипеть гнев в моих венах сильнее и жарче. Они лишили её контроля, оставили наедине с отсутствием альтернативы, кроме как делать то, что она сделала. А затем уволили за это.
Нет. Точно нет. Может быть, так было при моём отце, но не он теперь командует. А я. И теперь всё будет иначе, не так.
— Где он? — спрашиваю я Тодда после того, как видео заканчивается.
— Когда я уходил, он сидел в своём номере, ожидая ваших извинений. Это номер 2857.
— Мои извинения, да? — скорее, я затолкну ногу ему в задницу, потому что это единственное, первое и последнее, что этот ублюдок получит от меня или «Атлантиса». — Похоже, он будет разочарован.