Гунтар внимательно рассматривал стоявшего перед ним Таниса. Сам он стал главой Соламнийских Рыцарей благодаря тому, что в душе был человеком простым и честным. К тому же он почти никогда не ошибался, определяя характер тех, с кем ему приходилось общаться. К полуэльфу Гунтар проникся уважением и любовью чуть ли не с первой их встречи, произошедшей сразу после окончания войны, однако доверительных, близких отношений между ними так и не возникло. В характере Таниса было что-то сдержанное, даже холодное; не многим он позволял пересечь те невидимые границы, которые сам же устанавливал.
Глядя на полуэльфа, старый рыцарь внезапно почувствовал себя гораздо ближе к нему, чем когда-либо за всю историю их знакомства. В слегка раскосых глазах эльфа-полукровки предводитель Соламнийских Рыцарей разглядел мудрость, которая никому не дается легко и приходит только с годами через великую боль и страдания. Увидел он в глазах Таниса и кое-что другое — непоколебимое мужество, которое дает ему столько сил, что он не боится признаться в своем страхе.
Теперь в Танисе Гунтар признавал прирожденного лидера, и не такого, кто, отважно размахивая саблей, первым бросается на врага, увлекая за собой остальных; нет, полуэльф был из таких вождей, что не лезут на рожон и управляют людьми исподволь, заставляя каждого делать все, на что он способен, и — иногда чуть больше, помогая человеку открыть в себе такие внутренние ресурсы, о существовании которых до определенного момента мало кто подозревает.
И наконец, Гунтар понял, почему Стурм Светлый Меч, чье безупречное генеалогическое древо уходило в глубь столетий, последовал за эти полуэльфом-получеловеком, рождением своим обязанным — если верить слухам — грязному насильнику — изуверу. Он понял и то, почему благородная Лорана — принцесса народа эльфов, одна из самых могущественных и прекраснейших женщин, каких он только видел на своем веку, — ради его любви рискнула всем, в том числе и самой жизнью.
— Хорошо, Танис, — кивнул Гунтар. При этом суровые морщины на лице его разгладились, а холодный официальный тон потеплел. — Я вернусь с тобой в Палантас. Рыцарей я мобилизую на оборону Башни Верховного Жреца. Как я уже сказал, наши лазутчики сообщили о необычайном оживлении, которое наблюдается в Оплоте, и будет совсем не лишним, если рыцари заранее подготовятся к любым неожиданностям. В конце концов, у нас давно не проводилось полевых учений.
Приняв решение, Гунтар начал немедленно действовать, и уже через несколько минут все в доме заходило ходуном. Он потребовал к себе Уиллса, приказал подать доспехи, наточить меч и оседлать его личного крылатого грифона. Слуги носились по коридорам с таким топотом, что на шум вышла супруга почтенного рыцаря, настаивая, чтобы Гунтар непременно взял в дорогу свой походный плащ на меху.
Танис, позабытый за всей этой суетой, вернулся к очагу, взял с полки свою кружку с элем и опустился в кресло, чтобы отдать должное великолепному напитку. Однако он так и не донес кружку до губ. Глядя в танцующие языки пламени, он снова увидел темные вьющиеся локоны и очаровательную, чуть искривленную, лукавую улыбку…
Глава 6
Крисания не могла сказать, как долго они с Рейстлином брели по розовато-серым равнинам Бездны. Время утратило свою протяженность, а может быть, это она потеряла чувство времени. Иногда ей казалось, что они очутились в этом гиблом и страшном месте всего несколько минут назад, а иногда — что блуждают они по этой постоянно меняющейся пустыне уже несколько лет. От яда, попавшего в раны, ей удалось излечиться, однако теперь она чувствовала себя истощенной, выжатой, лишившейся сил и желаний. Раны на руках никак не хотели заживать, и бинты, которые она накручивала каждый день, за ночь промокали насквозь.
Крисания испытывала чувство голода, но это не означало, что у нее появился аппетит. Здесь он сразу же у нее пропал и, похоже, надолго. Это чувство было скорее рефлекторным. Просто хотелось что-нибудь пожевать, вспомнить вкус свежеиспеченного хлеба или лесной земляники…Жажды она так же не ощущала, но все равно мечтала то о чистой ключевой воде, то о глотке шипучего сидра или густом, пряном аромате тарбеанского чая. В Бездне вода имела розовато-красный или бурый оттенок и сильно отдавала железом и кровью.
И все же они куда-то двигались, во всяком случае, так сказал Рейсшин. В то время как Крисания слабела, он, напротив, день ото дня становился сильнее.