К предыстории собственно санскритской словесности относятся и огромный комплекс словесности ведийской[491] (от гимнов “Ригведы”[492] до философских текстов упанишад[493] ), и не менее огромный комплекс древнеиндийского эпоса: “Махабхарата” и “Рамаяна”[494].
Санскрит продолжает жить и сегодня, не только преломленный и отраженный в современных индийских языках (подобно тому как латынь и греческий преломлены и отражены в языках новоевропейских), но и сам по себе — как язык традиционной учености и религии, причем в большей степени, чем, например, латынь среди европейцев-католиков. Конституция Республики Индии называет санскрит в числе восемнадцати основных языков страны. Стоит подчеркнуть, что, в отличии от латыни, санскрит никогда не был языком единой духовно-административной системы, потому что религиозная жизнь Южной Азии всегда отличалась плюрализмом, и даже то, что европейцы назвали единым словом “индуизм”[495], никогда не обладало таким единством, как, скажем, иудаизм или католицизм (а ведь санскритом пользовались не только разнообразные приверженцы индуизма, но также буддисты и джайны, т.е. последователи двух крупнейших “неортодоксальных” религий Южной Азии). Поэтому и сам санскрит как литературный язык, и литература на нем — явления гораздо более многоликие, чем, скажем, древнегреческий или латынь и литературы на этих языках.
Как и латыни в Европе, санскриту в Индии уже в I тысячелетии н.э. противостояли, с одной стороны, его “потомки” (вернее, более молодые ветви того же древа), т.е. различные индо-арийские языки, а с другой стороны, его “приемные дети” — языки дравидийские.
Существенное отличие литературной истории Индии от европейской “модели” заключается, помимо прочего, в том, что параллельно с кодификацией и канонизацией санскрита происходило становление письменных языков, представлявших более поздние, чем санскрит, стадии языковой эволюции. И на этих языках сложились своего рода “литературные комплексы”. Речь идет о буддийском каноне на языке пали[496] и о джайнской канонической литературе на так называемых пракритах[497]. Борьба между санскритом и пракритами (более молодыми отпрысками того же древа) за господство в словесности длилась чуть ли не тысячу лет. В конце концов победу все же одержал санскрит, оттеснив своих соперников на второстепенные роли. Даже буддисты и джайны в конце концов перешли на санскрит, и в особенности джайнские авторы внесли немалый вклад в санскритскую литературу.
Во второй половине I тысячелетия н.э. в литературное употребление кое-где выбились представители следующего этапа языковой эволюции, так называемые языки апабхранша (букв.: ‘отпадение’, т.е. как бы “отпавшие”), но и они преуспели в противоборстве с санскритом не более, чем пракриты[498]. Как мы увидим ниже, наследие Видьяпати включает в себя поэму под названием “Лиана славы”, написанную на языке, который сам автор называет “авахаттха” (что соответствует санскритскому апабхрашта — ‘отпавший’) и который современные исследователи определяют как “поздний апабхранша”.
К середине II тысячелетия н.э. (а в отдельных случаях и позже) в Северной Индии так или иначе заявляют о себе языки следующего поколения, так называемые новоиндийские (или новоиндоарийские), “стадиально” подобные языкам новоевропейским. Но этим новым языкам Южной Азии и словесности на них пришлось довольствоваться второстепенными ролями в культуре гораздо дольше, чем их европейским “ровесникам”. Только в XIX—XX вв. новоиндоарийские языки[499] (вместе с крупнейшими дравидийскими языками Юга[500] ) восторжествовали над санскритом и другими своими “классическими соперниками”.
Во II тысячелетии н.э. в Индии большую роль стал играть новый, пришедший извне, культурный и литературный компонент. Его можно назвать западноазиатским (ближне- и средневосточным) или, более традиционно, мусульманским. Мусульмане были основной политической силой на субконтиненте с начала XIII и вплоть до XIX в. Среди прочего, они принесли с собой литературные традиции Западной и Средней Азии и два основных, “классических” языка исламской культуры: арабский и персидский (фарси). Арабский в Индии был в основном языком мусульманской теологии и традиционной науки и в меньшей мере — языком художественного творчества. Персидский же вплоть до XIX в. был “официальным” языком мусульманских государств в Индии и важнейшим средством самовыражения индо-мусульманской культуры[501]. В Индии пышно расцвела литература на фарси, которую создавали и иммигранты, и местные уроженцы[502]. Персидская (точнее фарсиязычная), а до некоторой степени и арабская (арабоязычная) литература стали в Индии еще одним “классическим наследием и образцом” — наряду с наследием собственно древнеиндийским. Можно сказать, что последующее развитие литератур на новоиндоарийских языках (и даже на языках Юга, дравидийских) происходило как бы в “силовом поле”, созданном “перекрестным” воздействием этих двух “классических” литературных комплексов, хотя, разумеется, для тех литератур, которые складывались преимущественно в мусульманской культурной среде, доминирующим было воздействие персидско-арабского комплекса, а для тех, что складывались в среде индусской — воздействие комплекса древнеиндийского.
491
См., напр.,
492
См. русские переводы Т.Я. Елизаренковой: Ригведа. Избранные гимны / Пер., коммент, и вступ. ст. Т.Я. Елизаренковой. М., 1972; Ригведа. Мандалы I—IV (серия “Литературные памятники”). М., 1989; Ригведа. Мандалы V—VIII (серия “Литературные памятники”). М., 1995. Ригведа. Мандалы IX—X (серия “Литературные памятники”). М., (в печати). Ср. в “Испытании человека” Видьяпати “Рассказ о знатоке Вед” (№ 18).
493
См. русские переводы А.Я. Сыркина: Брихадараньяка упанишада. М.,1964; Чхандогья упанишада. М., 1965; Упанишады. М., 1967 (переиздание: Упанишады. М., 1991—1992). Ср. в “Испытании человека” “Рассказ о человеке упорном” (№ 42). “Рассказ” этот стоит несколько особняком среди прочих “рассказов” книги и представляет собой своего рода небольшую упанишаду.
494
См., напр.:
495
Само слово “индуизм” возникло в европейских языках к концу XVIII в. Как и у слова “Индия”, у него не было эквивалента в языках традиционной индийской культуры. Литература об индуизме на западноевропейских языках огромна, на русском — довольно бедна. Здесь достаточно процитировать слова современного немецкого индолога Г. фон Штитенкрона: «Очевидно, что “индуизм” включает в себя различия столь же фундаментальные, как различия между иудаизмом, христианством и исламом, а также другими, менее распространенными религиями и культами Ближнего Востока. Если бы мы объединили их всех общим именем-термином, сочтя их различными “сектами” одной ближневосточной религии, мы получили бы некий эквивалент индуизма»
496
См., напр.:
497
См., напр., книгу М. Винтерница, названную в предыдущей сноске. На русском языке: ИВЛ. Т. 1. С. 234—235; а также:
498
Языки апабхранша и словесность на них сравнительно мало изучены. См.:
499
Наиболее важные из новоиндоарийских языков — это (в алфавитном порядке): ассамский, бенгальский, гуджарати, маратхи, ория, панджабский, синдхи, урду и хинди. К ним же принадлежит и язык майтхили, на котором, как мы увидим ниже, создавал поэзию Видьяпати.
501
Тверской купец Афанасий Никитин, младший современник Видьяпати, путешествуя по Индии в 60—70-х годах XV в., объяснялся с индо-мусульманскими правителями и купцами именно на фарси. См.: Хожение за три моря Афанасия Никитина. Л., 1986 (Серия “Литературные памятники”). “Хожение за три моря” Афанасия Никитина было первой книгой, изданной (в 1948 г.) в этой серии.
502
См., напр.: