Ни в первой половине XIX в., ни позже в Индии, насколько нам известно, не возникло сколько-нибудь выдающихся оригинальных произведений “обрамленного” типа. Индийские литературы в начале XIX в. как бы “повторили пройденное”, создав новые версии старых “обрамленных повестей” (но на “новом витке спирали” — на новых языках), а затем не перешли к созданию не только своих “Декамеронов” или “Кентерберийских рассказов”, но даже своих книг типа “Графа Луканора” или “Ста новых новелл” — миновали эти стадии развития. Во второй половине XIX в. развитие повествовательной прозы на важнейших новых индийских языках связано было в основном со становлением жанра романа, заимствованного из Европы (хотя при этом могли отчасти использоваться и некоторые собственные традиции)[660].
Таким образом, можно сказать, что Видьяпати в первой половине XV в., сочинив свою собственную, во многом оригинальную “обрамленную” книгу (а не еще одну версию какой-нибудь прежней “обрамленной повести”), оказался “впереди” (в “стадиально-типологическом” отношении) индийских авторов первой половины XIX в. Не этим ли, среди прочего, следует объяснять тот факт, что, хотя “Испытание человека” в начале XIX в. было дважды переведено на бенгальский язык для того же Колледжа Форта Уильяма (причем первый раз — самим Мритьюнджаем Видьяланкаром!), эти переводы не получили, судя по всему, большого резонанса в последующей бенгальской литературе, а перевод Мритьюнджая был вообще забыт?[661]
Выше приводились слова З.И. Плавскина о том, что Хуан Мануэль, автор “Графа Луканора”, (вместе с некоторыми другими испанскими авторами XIV в.) как бы “перебрасывал мостик в будущее”. Видьяпати своим “Испытанием человека”, пожалуй, тоже создавал своего рода “мостик в будущее” (и в плане литературной формы, и, как знать, может быть даже в плане мировоззренческом), но только этот “мостик” в Индии не пригодился, не был использован ни в свое время, ни даже в XIX столетии. История культуры пошла другими путями.
8
Наше понимание книги Видьяпати можно надеяться углубить и “усилить”, если мы обратимся к той области научных исследований, которая по-немецки называется “Erzählforschung”, а на других языках (в том числе и на русском) пока как будто не имеет общепризнанных наименований[662].
“Erzählforschung” формируется и растет преимущественно на основе того, что по-немецки называют “Märchenforschung” (“сказковедение”), — дисциплины, первоначальное становление которой обычно связывают с именами братьев Гримм, Якоба (1785—1863) и Вильгельма (1786—1859), а также с именем упомянутого выше Теодора Бенфея (1809—1881), переводчика и исследователя “Панчатантры”. История “сказковедения” — это и увлекательная, и поучительная (как сама сказка) история гуманитарной научной дисциплины, возникшей в контексте европейской культуры начала XIX в. и затем развивавшейся в тесной связи как с важнейшими интеллектуальными течениями, так и с общественно-политическими страстями европейского мира[663]. И “Märchenforschung” (“сказковедение”), и более широкую дисциплину “Erzählforschung” (“повествоведение”, “повествознание”) можно рассматривать как составные части общего и сравнительного культуроведения (т.е. сравнительного изучения различных культур)[664].
Предметом исследования в “повествоведении” являются разного рода повествования (и близкие по типу тексты), как бытующие (бытовавшие) в устной традиции, так и зафиксированные письменно. Наличие тех или иных повествований и, следовательно, потребность в оных относятся, очевидно, к числу универсалий культуры, т.е. те или иные повествования (и практика их устного рассказывания и/или письменного изложения для будущего чтения) засвидетельствована практически во всех достаточно развитых человеческих сообществах[665]. Первоначально из всех видов повествований едва ли не наибольшее внимание исследователей привлекали к себе так называемые сказки (по-немецки: Märchen) и родственные им “басни”[666], но в наши дни эти виды — лишь одни из многих других, которыми занимается “повествознание”.
660
См., напр.: The novel in India. Its birth and development / Ed. by T.W. Clark. L., 1970;
662
663
См., напр.:
664
Хотя российские ученые внесли большой вклад в “сказковедение”, на русском языке пока нет книги, которая бы давала общий обзор “сказковедения” в целом (его истории, его проблематики, достигнутых результатов и поставленных задач). Наиболее полной работой подобного рода остается, по-видимому, книга американского ученого Стиса Томпсона (впервые опубликованная в 1946 г.):
В настоящее время коллектив немецких ученых (в сотрудничестве с учеными других стран, в том числе и России) издает многотомную “Энциклопедию сказки” (“Enzyklopädie des Märchens”). Эта энциклопедия имеет характерный подзаголовок: “Handwörterbuch zur historischen und vergleichenden Erzählforschung”, т.е. “Словарь-справочник по историческому и сравнительному повествоведению”. Так на наших глазах происходит перерастание “сказковедения” в “повествознание”.
665
Ср. высказывание известной современной исследовательницы фольклора: “Повествование извечно (Narration is ageless). Импульс рассказать историю и потребность выслушать ее сделали повествование (narrative) естественным спутником человека во всей истории цивилизации”
666
Все классификационные категории внутри большого семейства повествований в значительной степени условны, изменчивы и текучи (см., напр.: