Этот “цикл” в “Испытании человека” содержит много интересного материала для исследований и в области “повествознания”, и в области исторических взаимосвязей (а также историко-культурных контрастов) между Индией и европейским миром. Особого внимания в этой связи заслуживает сюжет о воцарении Чанрагупты. С одной стороны, это один из наиболее популярных сюжетов индийской словесности. Уже Уильям Джоунз (1746—1794), один из первых европейских индологов, изучал этот исторический сюжет по доступным ему источникам (пуранам, “Океану сказаний” Сомадэвы и даже по одной санскритской драме XVIII в.)[763]. С другой стороны, сюжеты о Чандрагупте присутствуют и в античной литературе Европы. По словам Г.М. Бонгард-Левина, “в античной традиции Чандрагупта был известен как величайший из всех царей Индии”[764]. Во всяком случае, упоминания о Чандрагупте можно найти у таких античных авторов, как Страбон[765], Плутарх, Юстин, Аппиан и др. Сведения о Чандрагупте дошли до них в конечном счете благодаря индийскому походу Александра Македонского. Согласно Плутарху, Чандрагупта даже встречался с Александром[766]. Так это или не так, но имя Чандрагупты сыграло важную роль во “встрече” европейской и индийской культур в XVIII в.: отождествление эллинизированной формы имени индийского царя “Сандрокоттос” в античных источниках с санскритским именем “Чандрагупта” оказалось одним из первых “ключей”, которые европейские исследователи смогли подобрать к таинственным ларцам индийской истории[767]. Среди прочих “чудес Индии” можно назвать и такое: ни в каких версиях сюжета о Чандрагупте и вообще ни в каких индийских (домусульманских) источниках не упоминается даже имени Александра Македонского[768]. Это особенно странно, если вспомнить, сколь значительное место в преданиях (и устных, и письменных) христианских и мусульманских народов занимают сюжеты об Александре[769], и его индийском походе в частности. Впрочем, в качестве своего рода параллели можно привести тот факт, что в “сюжетах” о Чандрагупте за пределами Индии нет прямых упоминаний о Чанакье (Каутилье), тогда как в индийской традиции имена Чандрагупты и его хитроумного помощника соединены неразрывно[770]. Вообще Чанакья (он же Каутилья) — одно из важнейших имен-символов в истории индийской культуры[771].
Сюжеты о Чандрагупте привлекали к себе и индийских писателей XIX—XX вв. Так, например, классик новой маратхской литературы Хари Нараян Апте (1864—1919) написал роман “Чандрагупта” (1904), в котором, кроме пуран и пьесы “Мудра-Ракшаса”, использовал уже и западные источники. Идейная же основа сюжета — борьба индийцев с греками-агрессорами[772].
В нескольких “рассказах” Видьяпати отразилась более близкая к нему история. Так, в двух “рассказах” (№ 23 и 38) речь идет о бенгальском радже Лакшманасене. Исторический, реальный Лакшманасена (о котором, впрочем, у нас есть не слишком много достоверных сведений) правил в Бенгалии в конце XII — начале XIII в. Никаких местных, бенгальских летописей или иных исторических сочинений от эпохи Лакшманасены до нас не дошло (скорей всего, их вообще не было). Но в знаменитом сочинении (своего рода всеобщей истории) мусульманского автора Минхадж-уд-дина Джузджани (ок. 1193 — после 1260) “Табакат-е-Насири” (“Насировы разряды” или “Насировы таблицы”) есть повествование о том, как Бахтияр Халджи, полководец, посланный Шихаб-уд-дином Мухаммадом Гури (о нем — чуть ниже), дерзкой атакой захватил владения Лакшманасены, а сам раджа вынужден был спасаться поспешным бегством. Случилось это в 1205 г.[773]
Однако в памяти индийской культуры остался образ Лакшманасены, воина и покровителя ученых и поэтов[774]. Так, именно с двором Лакшманасены предание связывает поэта Джаядэву, автора знаменитой поэтической драмы (или драматической поэмы) “Гита-Говинда” (“Воспетый Пастух”), одного из признанных шедевров санскритской словесности[775]. Очевидно, что в Митхиле имя Лакшманасены пользовалось особой популярностью. Как уже говорилось выше, в Митхиле в эпоху Видьяпати было в ходу летосчисление, носившее имя Лакшманасены. Очевидно и то, что с именем Лакшманасены было связано немало различных легенд и анекдотов, и в двух “рассказах” своей книги Видьяпати использовал сюжеты этого круга. Лакшманасена предстает перед нами как бы в двух ипостасях: покровителя искусств (“Рассказ об искусном актере”, № 23) и воина-рыцаря, верного своей Даме-царице (“Рассказ о человеке верном”, № 38).
763
См., напр.:
764
765
См.:
766
“Андрокотт еще юношей видел Александра”
768
См., напр.:
769
См., напр.:
770
Эти факты — красноречивые показатели обособленности традиционной (домусульманской, немусульманской) Индии, несмотря на многочисленные контакты, оттого комплекса более взаимосвязанных культур, которые развивались к западу от индийского субконтинента.
Впрочем “повествознание” обнаруживает примечательную “ниточку”, связывающую индийские сюжеты о Чандрагупте и Чанакье с европейскими сюжетами об Александре и Аристотеле: в обоих случаях появляется “ядовитая дева”, подосланная врагами, чтобы убить царя; но мудрый советник (Чанакья или Аристотель) распознает угрозу и спасает царя от верной гибели. Ср., например, “рассказ” № 20 у Видьяпати и “рассказ” № 4(11) в “Gesta Romanorum” (“Мандрагора” или “О яде греха, которым мы всякий день отравляемся”). “Мотиву” “ядовитой девы” в мировой литературе посвящен специальный очерк Н.М. Пензера, см.: The Ocean of Stories. Vol. II. P. 311 и сл.; см. также:
771
Среди прочего индийская традиция приписывает Чанакье-Каутилье авторство трактата “Артхашастра”, посвященного проблемам управления государством. См. Артхашастра или Наука политики / Пер. с санскрита / Издание подготовил В.И. Кальянов (серия “Литературные памятники”). М., 1993 (1959).
772
См.:
773
См.: The history of Bengal [Vol.2]. Muslim period. 1200—1757. Patna, 1973. P. 6; A comprehensive history of India. Vol.V. P.174. Правда, другие индийские историки высказывают сомнение в достоверности этого повествования. См., напр.: The history and culture of the Indian people. Vol. V: The struggle for empire. Bombay, 1957. P. 39. Ср. также: The Cambridge history of India. Vol. III: Turks and Afghans. P. 46.
774
См. старую, но все еще интересную работу видного немецкого индолога:
775
См.
В митхильской традиции Видьяпати иногда именуется “новым Джаядэвой”, поскольку для его поэзии на майтхили “Гита-Говинда” послужила, очевидно, одним из вдохновляющих образцов. См.: