Отличное решение. Впредь она будет обращаться к нему — да и думать о нем — как к «папе Энди». Так она сможет скорее выкинуть его из головы. За шесть лет, прошедших со времени ее развода, у нее были романы, но ни один мужчина не пробудил у нее такого сильного чувства. Может, поэтому эти связи и были такими непродолжительными. Похоже, от нынешней истории она так скоро не оправится. И тем не менее ей предстоит это сделать. «С этим покончено», — решила она.
Джон привез Энди примерно в два, когда Мэгги чистила Призрака. Она махнула ему рукой, и он уехал. Мэгги не показалось, чтобы он был разочарован так же, как она. Они могли бы перекинуться хотя бы парой слов! Энди еще подлила масла в огонь, сказав, что ее папа едет играть в гольф с другим доктором. Зная, что миссис Виздом обычно отпрашивается на выходные, Мэгги была совершенно уверена, что Джон рад был сегодня переложить на кого-нибудь заботу о дочери. Однако ближе к вечеру, когда она готовила угли для жарки мяса, Джон приехал снова.
Мэгги прервала свое занятие и подняла на него глаза. Похоже, он недавно принимал душ. Она могла поклясться, хотя он и стоял от нее на некотором расстоянии, что волосы его были еще влажными, а лицо — свежевыбрито. Она еле удержалась, чтобы не погладить его по щеке. Ей пришло в голову, что если бы он пользовался лосьоном после бритья, то его запах так же волновал бы ее. Все в этом мужчине сводило ее с ума!
Вот такого парня представлял себе, должно быть, Леви Страус, когда изобретал джинсы: темно-синий джемпер от «Майами Долфинс» с закатанными рукавами, открывающими тугие мышцы, коричневая вставка, подчеркивающая ширину плеч. В руке он держал большой коричневый пакет, а другой пакет, поменьше, торчал у него под мышкой. На лице же у него блуждала загадочная улыбка.
— Привет, — крикнул Джон из-за калитки.
Мэгги с трудом смогла произнести ответное «привет». Решетка для жарки мяса и остальные приборы, которые она собиралась внести в дом, чтобы отмыть, болтались теперь у нее в руке.
В ее ответе Джону послышался скорее вопрос, чем приглашение войти.
Он подошел ближе и отпер калитку. Затем, оставив ее болтаться открытой, вошел внутрь. Мэгги продолжала стоять неподвижно, глядя на него и как будто чего-то ожидая. Чего?
— Где девочки? — спросил он.
Она медленно приблизилась к нему, не меняя выражения лица.
— Гоняются за кроликами, гремят мисками из-под корма, надеясь загнать их в клетку. — Она положила длинную вилку и щипцы на стол, что показалось Джону лишним, если учесть, в каком они были виде — покрытые сажей и жиром.
Сама она выглядела не лучше: волосы небрежно стянуты в хвост, шорты измазаны углем, в волосах застряли яблоневые листья, на белой футболке дырочка, дорожка петель от которой ползла прямо по левой груди. Она притянула его взгляд как магнит. Сквозь нее проглядывал бюстгальтер и розовая кожа над ним. Джон попытался сглотнуть, но во рту у него пересохло. Он лихорадочно стал думать, что бы такое сказать.
Мэгги выручила его:
— А я думала, что ты играешь в гольф.
С появлением темы для разговора у него словно гора с плеч свалилась:
— Да, играл. Но потом моего партнера срочно вызвали в больницу.
— А-а. Не повезло.
Было не ясно, рада ли она его видеть. С Мэгги никогда не знаешь, чего ожидать. Он был с нею знаком уже месяц: они виделись в церкви, на занятиях хора, один раз вместе ужинали, и еще он провел несколько прекрасных мгновений в ее объятиях. И тем не менее Джон все еще недостаточно знал ее, чтобы сказать, о чем она думает.
Вот поэтому он и появился здесь сегодня. Он решил, что должен узнать Мэгги поближе, к чему бы это ни привело. Сейчас это казалось ему самым важным во всей его жизни. Он собирался делать все возможное в этом направлении, пока она сама будет ему помогать. Но в ее на первый взгляд непроницаемом выражении лица Джону удалось разглядеть сопротивление и даже плохо скрытую злость. Да и то, как она вела себя последнюю неделю, заставляло его думать, что она на него зла.
Он протянул ей больший из пакетов:
— Как-то за рюмкой виноградного вина я слышал историю о рыжеволосой девочке, которая, помимо прочего, однажды сидела на сливовом дереве и стреляла в соседей из дробовика. Я подумал тогда, что причина такого поведения кроется в любви к итальянской «венгерке», лучшему сорту слив. Поэтому я решил принести тебе часть урожая, чтобы мне не пришлось познакомиться с твоим ружьем, когда ты узнаешь, что знаменитая слива по-прежнему растет на заднем дворе дома Дока Монро и все так же плодоносит как сумасшедшая.
— Тебя подло обманули, — отрывисто произнесла она, едва улыбнувшись. — Я отгоняла ворон, а не соседей, и ружье было вовсе не дробовиком, а духовым. Кроме того, мне было всего девять лет, и мои жизненные взгляды тогда еще не сформировались окончательно.