– Кто звонил? – шепотом спросила мать.
– Одна знакомая, – ответила Ми, сама не веря тому, что говорит. – Хочет, чтобы я полетела в Америку и вышла замуж за ее сына.
Мать приподнялась на локте, шелковая копна волос упала на плечо. Она позволяла себе распускать волосы только на ночь и сразу становилась на десять лет моложе.
– Он старше твоего дедушки? Или страшный, как крокодил? Что с ним не так?
Телефон вновь подал признаки жизни. Сообщение от Ко Нга: «Чтобы тебе лучше думалось». И фотография Кая – та же самая. Ми молча протянула сотовый матери.
– Это он?! – вытаращила глаза мама.
– Его зовут Дип Кай.
Мама долго изучала снимок, не говоря ни слова. Наконец, вернула телефон и решительно произнесла:
– У тебя нет выбора. Ты не можешь отказаться.
– Дело в том, что он не хочет жениться. Я должна соблазнить его и заставить передумать. Я не знаю, как…
– Уж как-нибудь постараешься. Разве ты не понимаешь – Америка? Ты должна это сделать – ради нее.
Мама потянулась через бабушку и поправила простынку, прикрывавшую девочку.
– Будь у меня такая возможность, я бы постаралась ради тебя. И ты постарайся. Ради ее будущего. Она здесь чужая. И ей нужен отец.
Ми сцепила зубы. Из дальних уголков памяти выползли детские воспоминания. Как ее дразнили в школе: «Полукровка – нос-морковка!» Трудное детство подготовило ее к жизненным невзгодам, научило быть сильной.
– У меня тоже не было отца.
– И вот чего ты достигла.
Ми опустила взгляд на ребенка.
– Зато у меня есть она.
Ругая себя за то, что связалась с бессердечным отцом малышки, Ми ни разу в жизни, ни на секунду не пожалела, что у нее есть дочь. Глядя на девочку, она видела себя – двадцать лет назад. Девочка была ее точной копией: светло-зеленые глаза, брови, тон кожи, форма носа и губ. Нгок Ан казалась Ми самым прекрасным ребенком на свете, ради дочери она была готова на все. Вернее, почти на все.
Когда отец Нгок Ан женился, выяснилось, что его избранница не может иметь детей, и они предложили забрать малышку и растить как собственную дочь. Ми гневно отвергла это предложение. Ее называли эгоисткой. Та семья могла дать девочке все, чего только можно желать. Кроме любви. Ми знала, сердцем чувствовала, что никто не будет любить ее ребенка так, как она, и все же порой сомневалась, что поступила правильно.
– Если он тебе не понравится, – продолжала мама, – ты разведешься, когда получишь вид на жительство, и выйдешь за кого-нибудь другого.
– Я не могу выйти замуж ради вида на жительство.
Он человек, а не стопка бумаг, и, если захочет жениться, это будет означать, что она ему понравилась. Ми не может его использовать, иначе станет такой же плохой, как отец Нгок Ан.
Мать кивнула, словно прочла ее мысли.
– А что будет, если ты поедешь, но не сумеешь его переубедить?
– Вернусь в конце лета.
– Тогда и думать нечего. Ты ничего не теряешь.
Тут Ми вспомнила еще кое о чем.
– Ко Нга сказала, что ее сын не хочет иметь семью. А у меня есть дочь.
– Где ты видела молодого парня, который хочет обзавестись семьей? – закатила глаза мать. – Полюбит тебя – куда денется!
– Нет, мама, ты сама понимаешь, что это не так. Когда мужчина узнает, что у тебя есть ребенок, ты перестаешь его интересовать. Разве что для секса.
– Значит, не говори пока. Пусть влюбится, потом скажешь.
– Нет, так нельзя, – покачала головой Ми.
– Если он признается тебе в любви, а затем, узнав о твоей дочери, даст задний ход, то он тебе не нужен, – рассудительно сказала мама. – Но эта женщина, зная своего сына, почему-то выбрала тебя. Не зря, наверное. Попытайся. В крайнем случае проведешь лето в Америке. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Увидишь Америку! Из какого они штата?
– Из Калифорнии. Нет, я не вынесу такой долгой разлуки.
Ми провела пальцем по мягкой щечке девочки. Она никогда не оставляла дочь дольше, чем на день. А вдруг малышка подумает, что мама ее бросила?
Мать наморщила лоб, поднялась и стала рыться в стопке коробок, стоящих в углу. Там лежали ее вещи, и она никому не разрешала открывать коробки. В детстве Ми тайком в них заглядывала: самой интересной была нижняя. Когда мама открыла именно ее, сердце Ми забилось быстрее.