И он нажал… Ларта — любовь — кибер, Ларта — любовь — кибер вспыхнуло несколько раз в сознании и затухло.
— Ну как? — спросил директор музея, дородный Мартин Реденблек.
Ларта болезненно улыбнулась.
— Я сказала ему, что он человек.
— Что с вами? — Реденблек удивленно смотрел на бледное лицо Ларты Варич.
— Не знаю. Мне кажется, мы не имели права… поступить с ним…
— Что, не имели права обмануть кибера? Хотите оставить это право исключительно для людей?
— Страшно…
— Что с вами?
— Не знаю… Давайте прекратим. Мне кажется, что случилось что-то страшное…
— Бросьте.
— Если бы вы видели его глаза в тот миг. Он был способен на все. Пойдемте! Вы сами объясните причину моего обмана. Мне он больше не поверит. Идемте! Я не могу одна… Он так похож на Ставича…
— На кого? А-а-а… Ваш муж был командиром «Цереры»… Моя жена не вспоминала б меня через столько лет… Или для этого нужно исчезнуть навечно? — Мартин Реденблек засмеялся, но заметив, что Ларта плачет, резко оборвал неуместный смех.
Лицо Дьондюранга спокойно и строго, подобно маске. Он неподвижно лежал на каменном полу.
— Что вы ему сказали? — Реденблек мрачно стоял над телом.
— Что он человек…
— Простите, но если б вам сказали, что вы кибер, неужели это заставило бы вас наложить на себя руки? Итак! Я глубоко убежден, что сам этот факт…
Ларта расплакалась неудержимо, как ребенок.
ДОЖДЬ[7]
«Дорогой Дасий!
Ты меня несколько удивил. Опасаться каких бы то ни было неприятных сюрпризов от «Юлиоры» несуразнее, чем бояться электрическую кошку. На нашей планете работают сотни бульеров. Эти системы уже достаточно хорошо изучены. Мой бульер отличается от предыдущих только мощностью. Предполагаемая тобой зависимость просто насмешила меня. Дожди в Белоозере, безусловно, имеют другую причину, но я не специалист в метеорологии, потому ничего не могу посоветовать.
Прости за краткость сей эпистолы. Хронически недостает времени,
Гравитобус тронулся. Арлен уже на ходу проскочил в закрывающиеся двери, в салоне снял шляпу и отряхнул с нее дождевые капли. Отряхнул небрежно, и они попали на мужчину, сидевшего в кресле у самых дверей.
Тот с раздражением оторвал взгляд от небольшого библиоскопа и взглянул на АрЛиана. Хотел что-то сказать, но, увидев его, лишь сдержанно кивнул головой. Арлен узнал биокибера Ангеляра, он с ним не раз встречался на комбинате синтетических покрытий, где Арлен Завира проходил практику. Ангеляр вытер дождевые капли с экрана библиоскопа и вновь углубился в чтение.
В середине салона — пятеро девушек в изящных рабочих комбинезонах. Они словно дремали, только одна, белокурая девчушка, подняла на АрЛиана взгляд и почему-то улыбнулась. Может, его неумению держать цветы — напряженно зажав как свечку. Мария прежде тоже смеялась над ним: «Ты так смешно держишь цветы…» Прежде… Мария…
Идя на работу, Арлен зашел в цветочный салон и взял небольшой букетик розовых локсир. Думал поставить их у себя в бульерной, чтобы они хоть немножко развеивали грусть, заглушали мысли о бесконечной дождевой мороси, нависшей над городом.
Девушка уже не улыбалась, но все еще смотрела на АрЛиана как-то удивленно и даже испуганно. У нее, как и у Марии, тоже были золотистые волосы. «Она и впрямь похожа на Марию… Но лица Марии я вспомнить не могу. Только общие черты. И волосы, и нежный… Хватит! Хватит, мальчишка!»
Неожиданно для самого себя Арлен направился к центру салона. Он издали почувствовал тонкий запах краплака «Уни» и подумал, что девушки возвращаются после смены из комбината синтетических покрытий. Завира хорошо знал и помнил комбинат и запах лака, который долго еще остается после того, как выйдешь из седьмого цеха.
Он протянул букетик розовых локсир золотоволосой девушке, не сказав ни слова. И она, продолжая с удивлением смотреть на него, машинально взяла цветы, спросив с наигранным спокойствием:
— За какие это грехи или заслуги?
Арлен не смог найтись, улыбнулся в ответ и сел на свободное место. За окном гравитобуса продолжал сеять мелкий дождь. Закрыл глаза, чтобы не видеть серой пелены дождя, впитавшей в себя яркость земных красок, не видеть влаги, которая коварно просачивалась в каждого, накапливалась, словно стараясь растворить в себе. Монотонная слякоть за окном уравнивала всех и все, наполняя окружающее одним цветом, одним звуком, одним желанием.