Она делала все, что могла, но, разумеется, чем дальше уходила от себя, тем становилась нелепее, а мерзость, которая так и лезла из него, приводила к тому, что он стал высмеивать ее почти открыто. И вместо того чтобы уехать из «конюшен» — сделать это не составило бы труда и на Гросвенор-сквер ничего бы об этом не узнали, а потому не оскорбились в своих лучших чувствах, — он винил жену в том, что она не соответствует его новым высоким стандартам, поскольку она дочь добропорядочного сапожника с Майл-Энд-роуд, а не какая-то фифочка, которая в лучшем случае могла стать третьесортной балериной, да и той не стала, потому что не умела танцевать и не хотела учиться.
Он немного играл на бирже и поначалу выигрывал, отчего еще сильнее раздулся от гордости. Он также нашел себе родную душу — итальянскую графиню, каких в избытке можно встретить в Гамбурге, само собой, вдову. Прежде всего ее печалило, что высший свет в его лице терял драгоценнейший бриллиант. Она объяснила ему, что изысканная и опытная женщина может открыть мужчине все двери в высшее общество, где, по ее словам, его с нетерпением ждут. Он работал официантом, так как природа не обделила его умом — эта профессия требует особой проницательности и интуиции, можете мне поверить, если, конечно, не хотите тратить время на посетителей в кроличьих манто и с фальшивыми драгоценностями, а отдавать должное только истинным дамам и джентльменам. Но для этих важных шишек он был всего лишь юнцом из провинции, так что понятно, как они на него смотрели.
Она не графиня, мне бы не хотелось, чтобы вы так подумали, а его жена — позднее сдружилась с моей миссис, вот почему я знаю все подробности. Однажды он приходит к ней, при этом выглядит довольно глупо, во что легко можно поверить, а может, выпил, чтобы придать себе смелости, и говорит:
— В последнее время мы ведь не очень ладим, правда, Сьюзен?
— Мы мало видимся друг с другом, — отвечает она. — Но я согласна с тобой, сейчас от общения мы не получаем такого удовольствия, как раньше.
— Это не твоя вина, — говорит он.
— Я рада, что ты это понимаешь. Видать, ты не дурак, хотя у меня уже начало складываться такое впечатление.
— Конечно же, когда я на тебе женился, я не знал, что у меня появится столько денег, — продолжает он.
— Я тоже не знала, — отвечает она, — иначе, будь уверен, я бы за тебя не пошла.
— Судя по тому, как все обернулось, это была маленькая ошибка.
— Ошибка, — кивает она, — но в нашем случае совсем не маленькая.
— Я рад, что ты со мной согласна и нет необходимости ссориться.
— Я всегда пыталась соглашаться с тобой, — говорит она. — Мы никогда не ссорились, и это весомое доказательство того, что не будем ссориться и в дальнейшем.
— Это ошибка, которую можно исправить, если вести себя благоразумно, причем мы никому не причиним вреда.
— Ох! — восклицает она. — Это будет еще одна ошибка.
— Мы не подходим друг другу, — настаивает он.
— Выкладывай все, — говорит она. — О моих чувствах можешь не беспокоиться. Я их полностью контролирую, будь уверен.
— Ты была бы счастливее с мужчиной твоего положения.
— Я, возможно, была бы счастливее со многими мужчинами, — отвечает она. — Но что тут обсуждать, если я замужем за тобой?
— Ты можешь от меня избавиться.
— То есть ты хочешь сказать, что это ты можешь избавиться от меня, — уточняет она.
— По существу, это одно и то же, — говорит он.
— Нет, — возражает она, — ничего подобного. Я не стала бы избавляться от тебя ради собственного удовольствия, и не собираюсь этого делать ради твоего. Ты можешь жить как достойный человек, а я буду и дальше мириться с тобой, или ты можешь жить как дурак, и я не встану у тебя на пути. Но у тебя не получится сесть на оба стула сразу, а я не собираюсь тебе в этом помогать.
Что ж, он принялся с ней спорить, пытался убедить и даже угрожал, но ни то, ни другое не сработало.
— До сих пор я выполняла свой долг перед тобой, как могла, и буду выполнять дальше, если тебе угодно, но на большее не рассчитывай.
— Мы не можем жить вместе, — говорит он, — и просить меня об этом несправедливо.
— Я и не собираюсь этого делать, — заявляет она. — Ты займешь свое положение в обществе, каким бы оно ни было, а я свое. Можешь быть уверен, я этому буду только рада.
— Ты о чем? — спрашивает он.
— Все просто, — отвечает она. — До того как выйти за тебя замуж, я сама зарабатывала на жизнь и могу к этому вернуться. Ты пойдешь своим путем, а я — своим.
Его это не устроило, но он ничего не мог поделать, она твердо стояла на своем, несмотря на все его попытки хоть как-то изменить ее позицию. Он предлагал ей любые деньги, — жадностью-то он не отличался, — но она не взяла ни пенни. Она сберегла свою старую одежду — возможно, мысль о том, что одежда эта может ей понадобиться, никогда не покидала ее — и попросила своего прежнего управляющего, который теперь хозяйничал в одном из отелей Кенингстона взять ее на работу. Место она получила, и на том и закончилась ее семейная жизнь.