Эриксон использовал технику вкрапления (Erickson, 1966) с тем, чтобы вызвать внутренние ассоциации. В свои истории он вкраплял понятие еды вместе с другими социальными установками. Он хотел, чтобы Барби накопила значительный запас позитивных ассоциаций, прежде чем она начнет устранять дезадаптивные модели. Еда уже не могла служить предметом отвращения или рассматриваться как наказание. Изменение смогло произойти в результате того, что Барби установила контроль над ситуацией. Ей не было прямо сказано, когда или как изменить свое отношение к анокрек-сии. В ходе определенных воздействий ей отводилось некоторое дополнительное пространство, чтобы она могла сделать свой собственный выбор. Тем не менее, это было лишь «иллюзией альтернативы». Барби делала выбор в рамках тех установок, которые определил Эриксон, и эти установки включали в себя лишь терапевти-I чески благоприятные аспекты. Кроме того, поскольку Барби ценила роль «хорошей девочки», она была вынуждена выполнять свои обещания и смиряться с «наказанием».
Воздействие Эриксона, состоящее в предписании полоскать рот, было тщательно внедрено и осуществлено в пошаговом режиме. Эриксон вынудил Барби согласиться с тем, что гармонировало с ее системой ценностей. Это была замечательная идея – вынуждать девочку наполнять рот рыбьим жиром и не проглатывать его. Тем не менее, она не могла понять стратегический замысел предписания Эриксона. Он разрушал ее жесткие убеждения и начинал контролировать то, что проникало в полость рта.
Эриксон работал над тем, чтобы изменить социальную роль Барби. Она была Жертвой, но отказывалась играть роль Жертвы. Эриксон назначил ей роли Преследователя и Избавителя (Karpman, 1968), побудив сконцентрироваться на «проблемах питания» ее матери.
Терапия проводилась вместе с семьей. Тем не менее, Эриксон не встречался с семьей как с целым; он встречался с каждым индивидуально. Возможно, что Барби разыгрывала гротескную пародию на озабоченность родителей своим собственным весом. Именно этим объяснялось то, что Эриксон пожурил отца за его отношение к еде.
Что касается проблемы анорексии, то с ней связана особая форма пассивности. Сестры и братья Барби были с упреками выдворены из своей пассивности. Они уже не могли лишать свою сестру ее конституционных прав. (Выбор слова «конституционный» содержал в себе двойной смысл. Эриксон имел в виду не просто юридические права Барби, но также и ее психику.)
Эриксон всегда был рад подаркам и письмам, которые присылала ему Барби. Они продолжали переписку вплоть до кончины Эриксона в 1980 году. В каждом из своих писем она косвенно упоминала еду. Барби подарила ему куклу из яблока и посылала цветы, изготовленные из хлебного мякиша. Я полагаю, что Эриксон считал письма и подарки Барби «подтверждением» того, что его методы эффективны. Ее непроизвольные коммуникации соответствовали тому уровню, который он задал своими косвенными упоминаниями о еде.
Случай Барби увенчался успехом. Миссис Эриксон долгие годы поддерживала связь с Барби, прекрасно приспособившейся к жизни, – как в личном, так и в социальном смысле.
Как в случае Джо, так и в случае Барби, Эриксон использовал метод утилизации. Более того, он решал лечебные задачи, не особенно вдаваясь в тонкости терапевтического контракта с пациентом. В случае Барби Эриксон стремился побудить изменения в областях, куда его не приглашали, например, в социальной сфере. Для его подхода было характерно то, что вы могли не получить и половины того, о чем просили, но вдвое больше того, что ожидали.
Та манера, в которой Эриксон рассматривал отказ Барби принимать «подарки», сохраняла ее автономию. Ей предписывалось не пользоваться подарками, а просто принимать их. Поскольку это отвечало ее системе ценностей, она не могла отрицать того, что подарки следует принимать. Тем не менее, принятие подарка – позитивный шаг по направлению к принятию пищи. Еще раз отмечу, что каждое минимальное стратегическое изменение представляет собой психотерапию. Обратите внимание на то, что общение Эриксона с Барби и ее родственниками не касалось еды; оно касалось «подарков». Еда как таковая лишилась своей значимости и представлялась в форме «презента».
3. ОПЫТ ОБЩЕНИЯ С ЭРИКСОНОМ: индивидуальная терапия, супервизорство, случаи, описанные бывшими пациентами, и наблюдение случаев
Введение
В контексте индивидуальной терапии и профессионального су-первизорства Милтон Г. Эриксон помог моему личностному и профессиональному росту. В этом эссе я представлю некоторые из наиболее памятных впечатлений от опыта общения с доктором Эриксоном – впечатлений, дающих представление о нем как о личности, так и о терапевте. Я также коснусь некоторых впечатлений, рассказанных мне бывшими пациентами и учениками Эриксона. Слишком часто Эриксона представляют блестящим техническим исполнителем. Одна из задач этих заметок – показать Эриксона так, как я его воспринимал: во-первых, как замечательное человеческое существо, во-вторых, как высококлассного терапевта.
Джей Хейли (1982) отмечал, что едва ли может припомнить день, когда бы он не использовал что-нибудь из того, чему научился у Эриксона. Что касается меня, то это не день, а час! Есть несколько выдающихся аспектов метода Эриксона, которые объясняют мой энтузиазм. Эти аспекты станут очевидными в представленных далее случаях. Подход Эриксона к обучению, супервизорству и терапии был основан на здравом смысле. Он часто предлагал простое, здравое средство исцеления с заметным элементом драмы, чтобы оживить свой совет. Кроме того, он индивидуализировал передачу своего сообщения так, чтобы слушатель мог легче понять и отреагировать на инструкции, в нем содержащиеся. И, наконец, Эриксон часто мобилизовывал восприимчивость косвенным образом. Например, часто облекал свой здравый совет в форму аналогии или рассказа. Используя такой подход, Эриксон мог «элиминировать один шаг» – важную составляющую в эффективной терапевтической коммуникации.