Однако возвратиться стоит. До полной релаксации далеко. Еще предстоит вечер на веранде, наедине с Бо и немым Коржиком. Хорошая водка, умеренная закусь и неспешные разговоры о чем попало — без подвохов и подоплек. С Бо можно говорить обо всем. Он — это я, я — это он. Потому что мы — боевые братья. Это дано понять не каждому.
Вот такое мероприятие я называю полной релаксацией. Жизнь, конечно, грязная и хлопотная штука, она требует порой страшно напрягать интеллект и мускулы, но ради таких деньков стоит жить. Или, если быть точнее, не будь Бо, его бани, Коржика и массажистов из центра, не стоило бы и жить…
Глава 5
В понедельник хоронили Гнилова. Следуя за Доном рядом с Оксаной и Славой Завалеевым, я украдкой рассматривал присутствующих и мрачно размышлял о превратности судеб сильных мира сего. Да, уже не раз мне приходилось убеждаться, что жизненное величие на самом деле не что иное, как фантом. Иначе говоря, величие это кажущееся. Совокупный результат активных телодвижений и потуг, нацеленных на создание какого-то имиджа, для индивида наиболее привлекательного. Пока индивид мечется туда-сюда, влияет на окружающих и делает свое дело, он обладает какой-то значимостью. Но, как только деятельность прекращается, значимость автоматически сходит на нет, будто индивидом в природе вообще не пахло.
Особенно отчетливо эта истина постигается перед ликом смерти. Гы-гы-гы… Оказывается, тело вице-президента могущественной фирмы ничем не отличается от тела презренного бомжа, убитого накануне собутыльником в пьяной драке. Отличие лишь в том, что у вице-президента четыре маленькие дырочки в грудной клетке, а у бомжа таких дырочек нет — у него череп размозжен тупым предметом. А еще у бомжа на ногах ногти гораздо длиннее. Да, длинные такие ногти грязно-желтого колера, закрученные вниз. Именно на них я обратил внимание, когда мы с Доном приехали на опознание.
В секционном зале было два стола. На одном лежал Ник-Ник, а на другом — этот бомж. Столы стояли рядышком, и покойники располагались ступнями ко входу. Поэтому сразу определить, кто есть ху, было затруднительно. Оба голые, оба желтоватые какие-то и как будто совсем одинаковые на первый взгляд. Вот только ногти… Глянув на них, можно было сразу сказать, что таких ногтей у холеного барчука Гнилова быть не могло ни при каких обстоятельствах!
Честно говоря, для меня это опознание было ударом. Не ожидал я, что спустя два часа после завершения акции Гнилов-Цилин ко мне домой заявится убитый горем патрон и попросит прокатиться с ним на кафедру патанатомии.
Нет, сам факт того, что шеф попросит меня поехать с ним, неожиданностью не был. В любой нестандартной ситуации ему нужна нянька с крепким плечом, на которое можно в любой момент упасть в обморок. Я, то бишь.
Ошеломило то, что на опознание пригласили именно Дона. Вот идиоты! Обычно это малоприятное занятие является прерогативой близких родственников. Увы, близких родственников, желающих опознать Ник-Ника, в радиусе моторольно-пейджинговой связи Новотопчинска не оказалось…
Итак, от убитого в пьяной драке бомжа вице-президента фирмы отличали лишь несимметрично расположенные дырки в грудине и отсутствие на пальцах ног желтых заскорузлых ногтей, загибающихся книзу. В остальном они были одинаковы. Как и бомж, Ник-Ник оказался не нужен никому из близких родственников.
На кафедре патанатомии Новотопчинского мединститута Ник-Ник пробыл два часа. Обстоятельства убийства были настолько очевидны, что эксперт, выписывающий справку, не счел нужным производить вскрытие. Затем тело отправили в морг областной поликлиники, а близким сообщили, что они могут забрать Ник-Ника домой. Вот тут вышла небольшая заминка.
Молодая жена Гнилова, узнав, при каких обстоятельствах ее супруг свел счеты с жизнью, встала на дыбы. Она наотрез отказалась забрать тело, заявив, что после такого позора не потерпит этого мерзавца под крышей своего дома (дом был действительно записан на ее имя — бдительный Ник-Ник перестраховывался). Эта красотуля, кстати говоря, чуть ранее также категорически отказалась явиться на опознание. У нее, дескать, от столь ужасного зрелища может случиться сердечный приступ.
Сын Гнилова — молодой делокрут межрегионального разряда — также отказался взять тело отца к себе домой. Он в это время был где-то на конгрессе — то ли в Патагонии, то ли в Бирюлеве, — и когда его супруга позвонила туда и спросила: а не забрать ли свекра? — делокрут возмутился: „Да как ты можешь, Оленька! У нас же дома пятилетний ребенок! Это же такая психическая травма для неокрепшего сознания мальчика! Нет, нет — пусть они там сами. Ну, фирма эта его. Пусть…“