19 октября. 17 числа весь день донимал северо-западный штормовой ветер. Вчера он стих, но не настолько, чтобы можно было выйти в путь первой санной партии. Впрочем, нынче утром Хобсон отправился в поход с девятью спутниками и десятью собаками. Их отсутствие, по расчетам, продлится 18–20 дней. Осенние походы — самые неприятные из-за сильных ветров и снегопадов. Снег в это время очень рыхлый, глубокий и зачастую мокрый; солнце почти никогда не показывается из-за тумана и не помогает людям ни обогреться, ни просушить свою одежду; температура очень неустойчива. Более того, хмурый день продолжается не более 8 часов.
Если ночь спокойная, до нас доносится треск дрейфующих льдин в проливе Белло. Он все еще свободен ото льда в 500 ярдах от островов Фокс, и над ним клубятся темные, холодные облака ненавистного, губительного тумана.
2 ноября. Тоскливая пора. Никакими ухищрениями не придашь интереса записям в дневнике, чтобы они стоили израсходованной на них бумаги. Порой пролетает ворон, подстрелили еще пару белых куропаток, снова свирепствует крепкий северо-западный ветер, и температура упала до —12° F.
6 ноября. Субботняя ночь. Семьдесят часов подряд не прекращался крепкий северо-западный ветер, температура держалась около —15° F. Надеялись, что нашим товарищам, отправившимся в поход для устройства склада, удалось укрыться от непогоды в снежных хижинах. К вечеру все страхи за их судьбу рассеялись: партия вернулась, люди совершенно здоровы, хотя им за 19 дней пути приходилось немало страдать от холода. Первые шесть дней отряд Хобсона успешно продвигался вперед. На седьмую ночевку они расположились на льдине. Во время сильного прилива с суши налетел шквал северо-восточного ветра, и их льдина оторвалась от берега. Как только ветер прекратился, море начало замерзать, и через два дня люди благополучно добрались до берега около того места, где оторвалась льдина. Им грозила большая опасность, и они измучились от холода.
Я от души благодарен судьбе за благополучное возвращение санной партии; но все труды и мучения, принятые на себя десятью путниками и десятью собаками, позволили забросить провиант всего на расстояние 90 миль от корабля.
7 ноября. Воскресный вечер. Как мало времени прошло с последней записи, и сколько страха и бед оно принесло нашему маленькому экипажу! Вчера Брэнд ходил на охоту и великолепно себя чувствовал. Вечером Хобсон с ним немного поболтал. Брэнд вспомнил, в каких условиях были мы в прошлом году и чем тогда занимались. Помянул он и Роберта Скотта, с грустью добавив: «Бедный парень! Никто не знает, чья очередь последовать за ним». Брэнд выкурил перед сном трубку и вскоре после девяти часов закрыл дверь каюты. А в семь часов утра вестовой нашел его на палубе бездыханным. Смерть наступила несколько часов назад, и ее причиной была, видимо, апоплексия.
Итак, у нас теперь нет ни механика, ни машиниста. Осталось только два кочегара, но они ничего не понимают в машине. Всего нас теперь 24 человека, включая толмача и двух гренландских эскимосов.
12 декабря. Очень холодно, ртуть в термометре упала до —41° F. Со стороны открытого моря, не замерзающего из-за сильного течения в проливе Белло, дует крепкий ветер, нагоняющий туман. От этого воздух кажется еще холоднее. Пролив Белло стал нашим врагом не только из-за туманов, но и потому, что там беспрерывно гуляют холодные ветры.
В сети для лова тюленей ничего не попало. А раз нет тюленей, не приходится дивиться отсутствию медведей. Поймали трех песцов и видели зайца.
Тоскливое однообразие нашей жизни безмерно отягощается вынужденным бездельем и невозможностью сойти с корабля из-за сильных ветров. Пять дней в неделю мы не в состоянии покинуть судно. В целом состояние здоровья людей хорошее, но все они, естественно, скучают по свежему мясу и овощам. Впрочем туго набитому мешку с почтой мы, пожалуй, обрадовались бы больше всего.
26 декабря. Рождество мы провели по всем правилам доброго старого английского праздника, веселого и ободряющего. Все яства, которые только удалось достать, были уже расставлены на накрытых белоснежными скатертями обеденных столах команды, когда мы с офицерами спустились на нижнюю палубу. Самыми изысканными блюдами и предметами роскоши считались, судя по всему, оленина, пиво и партия новых глиняных трубок. Разнообразие и огромное количество всякой снеди, расставленной на столах с большим вкусом, поддерживало иллюзию, которую все стремились себе внушить, будто мы находимся в стране изобилия, почти на родине.