Но если на корабле царили порядок и веселье, то вокруг него все было по-иному. В снастях свирепо завывал бессменный северо-западный ветер; быстро наметало снег; в гнетущем мраке не было видно звезд, а термометр показывал от —76 до —80° F.
9 января 1859 года. Прошла еще одна неделя, в течение которой температура держалась на —40°, и мы не сходили с корабля из-за сильного ветра. Воздух наполнен густым туманом, и из-за него особенно остро ощущаешь порывы леденящего ветра. Их не может выдержать никакой нос и сразу же белеет независимо от его величины. Поражаешься, как это собаки выдерживают такой ветер и чувствуют себя великолепно, если только у них не слишком редкая шерсть. Они только ложатся на снегу с подветренной стороны корабля, и никакой защиты им больше не требуется.
Ночь. 13 февраля, воскресенье. Завтра утром, если будет хорошая погода, мы с Янгом отправляемся в путь, причем я буду стремиться установить контакт с эскимосами. Янг уже успел перебросить часть своего санного груза на западную сторону пролива Белло. Я исследовал маршрут, ведущий на запад мимо длинного озера, и установил, что мы сможем добраться до цели этим путем и нам не придется идти по пересеченной или открытой местности.
Средняя температура февраля за прошедший период составляла —33,2° F, то есть была точно такой же, как и в январе. Должен признаться, что это вызывает у меня серьезные опасения, ибо до сих пор зима была необычайна сурова, а походы рассчитаны на срок более 20 дней. Кроме того, на этот раз мы раньше пускаемся в путь, чем все известные ранее путешественники. Если Янг или я не возвратимся ко времени, из расчета которого взят провиант, Хобсон должен выслать за нами поисковую партию.
20 марта. Вот уже неделя, как я возвратился из поездки, но мне так трудно включиться в работу, связанную с сидячим образом жизни, после энергичной деятельности, что даже сейчас с трудом заставил себя усесться, чтобы вкратце описать поездку на мыс Виктория.
Утром 17 февраля погода стала достаточно мягкой, чтобы начать поход. Температура в тот день колебалась в пределах от —31 до —42,5° F. Простившись с группой Янга, которая переправилась через пролив на другую сторону, я направился по суше через Длинное Озеро. Мы построили свою первую снежную хижину на западном берегу Бутии, неподалеку от скалы Пеммикан, пройдя 22–23 мили.
На третий день захромали собаки. Лютый мороз был главной, если не единственной причиной того, что снег на поверхности стал настолько твердым, что собаки изранили себе лапы. Пришлось бросить часть продовольствия. Но после этого нам не удавалось пройти более 14–20 миль в день. Люди, разумеется, шли пешком, чтобы собаки тащили только оставшуюся провизию и одежду, и все же многие из них неоднократно падали от усталости.
Несколько дней держались сильные морозы. Ртуть на моем искусственном горизонте оставалась замерзшей (точка замерзания —39° F), а ром, вначале загустевший, как патока, потом, когда более жидкая и крепкая часть его была выпита, приходилось оттаивать. Мы шли до сумерек, после чего пару часов тратили на сооружение хижины. Возводились четыре стены высотой пять с половиной футов, с максимальным наклоном внутрь, а сверху натягивалась палатка, служившая крышей.
Наше снаряжение состояло из крошечной палатки, брезента и войлочных подстилок. Кроме того, у каждого был спальный мешок из двух одеял и пара меховых сапог, в которых мы спали. Мокасины одевались поверх портянок из кусков одеяла, и, если не считать сменных портянок, никакой запасной одежды у нас не было.
Один день походил на другой; я шел впереди, Петерсен и Томпсон следовали за мной, ведя сани. Так шли мы по восемь-десять часов, останавливаясь лишь в тех случаях, когда приходилось распутывать собачью упряжь. На ночевках мы с Томпсоном выпиливали глыбы плотного снега и передавали их Петерсену, который был главным архитектором по строительству снежных хижин. Те полтора-два часа, в течение которых возводилось это сооружение, были самым неприятным временем суток. Не говоря уже о том, что мы страшно уставали за день и жаждали отдыха, нас еще мучил холод. Закончив постройку хижины, принимались кормить собак, и нелегкая это была задача — во всеобщей свалке обеспечить, чтобы более слабым досталась полная доля. Затем мы распаковывали поклажу и заносили в хижину все необходимое: провизию, спальные принадлежности, а также сапоги, меховые перчатки и даже упряжь, чтобы собаки ее не сожрали, пока мы спим. Только после этого закрывали входное отверстие снегом, зажигали лампу, меняли обувь, писали дневники, заводили часы и залезали в спальные мешки. Лежа и дымя трубками, обсуждали достоинства и недостатки наших собак до тех пор, пока не был готов ужин. Торопливо поужинав, мы накрывались верхней одеждой или одеялом и засыпали.