В 10 утра все были готовы. Эбербинг стоял у нагруженных саней, запряженных десятью собаками (пять его и пять моих гренландских). Тукулито принарядилась как на праздник — надела новую юбку, штаны и куртку из оленьей шкуры и т. п. Простившись с друзьями, оставшимися на корабле, мы тронулись в путь. Тукулито шла впереди, прокладывая дорогу собакам. Вначале нам предстояло пройти одну милю до берега в северо-восточном направлении, а затем следовать маршрутом, какой, судя по всему, выбрал Угарнг, опередивший нас на один день. И так мы шли через увалы и горы, через ложбины и долины. Иногда, при спуске по склону, можно было развивать большую скорость. Я находился в приподнятом настроении, так как это был мой первый санный поход. Думается, мне пришлось попотеть в тот день больше, чем когда-либо. В походе случались очень забавные происшествия. Как-то спускаясь по крутому склону, все мы придерживали сани, чтобы они не скатились стремительно вниз. Вдруг нога у меня провалилась сквозь предательскую снежную корку — и я, как обруч, покатился вниз до самого подножия холма. Тукулито поспешила ко мне на помощь и, заметив, что у меня обморожено лицо, тотчас, как это принято у иннуитов, приложила к нему свою теплую ладонь и держала ее, пока все не прошло.
К трем часам пополудни, совершив переход по сильно пересеченной гористой местности, мы приблизились к замерзшим водам. У самого океана утесы торчали почти отвесно, а нам надо было спустить сани вниз на лед. Собак выпрягли, и, пока Тукулито с бичом в руках придерживала их за постромки длиной 20–30 футов, мы спускали сани. Из-за отлива нам пришлось потрудиться, чтобы дотащить сани до ледяного поля. В конечном счете нам это удалось, и мы снова отправились в путь, а Тукулито опять шла впереди. Пройдя около пяти миль, мы обнаружили стоявшее на льду иглу, которое, очевидно, вчера построили для ночевки Угарнг и его партия.
Эбербинг и Кудлу сразу же принялись выпиливать снежные блоки, а я относил их на подходящее место, и мы соорудили иглу за час. Как только с этим было покончено, в хижину вошла Тукулито, чтобы установить как полагается каменную лампу. Затем лампу зажгли и, повесив над ней котелок со снегом, натопили воды для кофе и супа. После этого Тукулито настелила привезенные нами доски на снежную лежанку. Здесь нам предстояло спать. На доски женщина положила брезентовый мешок, в котором было немного хвороста, а сверху оленьи шкуры. Теперь наши постели были готовы.
Просушить всю дневную одежду, то есть все, что промокло от пота, — обязанность «хозяйки иглу». Она раскладывает вещи на сетке под лампой и всю ночь их переворачивает. В обязанность хозяйки входит также починить ту одежду, какая может потребоваться на завтра. Нельзя откладывать починку даже на один день. Все, что требует проявления заботы, пускай то будет набить трубки табаком, поручается хозяйке иглу, в данном случае Тукулито.
Вскоре ужин был готов. Он состоял из супа, засыпанного цинциннатскими шкварками, небольшого куска солонины на каждого, половины сухаря и кофе. Тукулито оказалась превосходной поварихой. Вскоре я пришел к твердому убеждению, что ни одна партия не должна путешествовать в этих краях, не захватив с собой супружеской пары — иннуита и его жены. Именно женщина-иннуитка и является мастерицей на все руки или по меньшей мере «лучшей половиной».
После обеда мы вместе с обоими эскимосами выкурили по трубке, а затем легли спать; я лег между пышущими жаром иннуитами — Эбербингом и Кудлу.
Выспался я прекрасно. На следующее утро, позавтракав и уложив все на нарты, мы снова отправились в путь. Наш курс был прямо на север, но из-за торосов мы не могли неуклонно его придерживаться. Честно говоря, нам приходилось кое-где и отступать, когда мы застревали между айсбергами и торосами. Из-за этого за день мы приблизились к цели похода всего на пять миль.