Иногда даже в такую погоду жены сопровождают своих мужей на тюлений промысел.
Вспоминая о моей жизни в иглу, могу сказать, что 20 суток, проведенных в снежной хижине, пришлись мне по вкусу. Оглядываясь на прошлое, не вижу оснований, чтобы подвергать это сомнению. Я был счастлив, насколько это позволяли условия, хотя находился только в обществе спутников-иннуитов. Жизнь везде имеет свои приятные стороны, и должен признаться, что образ жизни иннуитов для меня лично таит особые прелести.
31 числа нас посетил незнакомый парень Ну-ок-конг. Он пришел с того места, которое отстояло на одну милю к западу от первого построенного нами иглу. Гость разыскал нас и сказал, что на стоянке он оставил ангеко[122] Мингумайло с двумя его женами. Они направились сюда незадолго до нас, но теперь уже давно голодают. Ну-ок-конг пришел к нам, чтобы выяснить, не сможем ли мы ему чем-нибудь помочь. Паренька снабдили всем в изобилии, и я никогда еще не видел, чтобы кто-нибудь съел за один раз так много, как он.
На следующее утро Угарнг отправился к кораблю, увозя с собой различные подарки от Эбербинга его старухе бабке и друзьям — тюленье мясо и т. п. Я послал письмо капитану Бадингтону, предпочитая оставаться здесь, пока не закончу все наблюдения. Занимаясь своими наблюдениями, я жестоко «обжег» себе пальцы, схватившись голыми руками за карманный медный секстант. Да, именно «обжег», ибо ощущение было точно таким, как если бы я схватился за раскаленное докрасна железо. Ногти на руках напоминали теперь обожженную кость или рог, кончики пальцев и по внешнему виду и по испытываемой боли, казалось, были обожжены сильным огнем.
3 февраля на льду появилось несколько карибу. Они медленно шли на север цепочкой один за другим и приблизились на четверть мили к нашим иглу. Заметив оленей, я отдал ружье Эбербингу, чтобы он испытал свое умение и попробовал застрелить оленя. Но заряд пороха был слишком мал, охотник промахнулся, и встревоженные карибу умчались быстро, как ветер, к превеликому нашему прискорбию.
В эту ночь около 12 часов нас разбудил крик человека, явно попавшего в беду. Крик доносился из прохода, который вел в иглу, и Эбербинг тотчас ответил на него, пригласив неизвестного войти. Человек вошел, и, как вы думаете, кто же стоял перед нами? Сам ангеко Мингумайло!
Он был так слаб, что с трудом произносил слова. Гость сказал нам, что очень болен, голоден и хочет пить, ибо вот уже почти месяц, как он и его семья почти ничего не ели. Вошедшему немедленно показали на мороженое тюленье мясо и пригласили его отведать. Изголодавшийся шаман молниеносно набросился на еду, как голодный медведь. Трудно передать, как он поглощал пищу. Съел этот человек столько, что это свалило бы наповал шестерых белых, но ангеко, видимо, не испытывал никаких неприятных ощущений. Когда ему дали воды, он одним духом влил в свой верблюжий желудок целые две кварты. Видя, что наш добытый дорогой ценой запас свежей пищи подвергается столь энергичному нападению, я не на шутку испугался, опасаясь, что гость может съесть все до последней крошки. Накормить голодного — святое дело, и все мы были готовы это сделать. Но у гостя был такой же огромный и прожорливый желудок, как у белого медведя, и мы набивали этот желудок за счет нашего ограниченного запаса. Этого нельзя было спокойно вынести. Я уже начал проявлять беспокойство, когда ангеко наконец спасовал. Видимо, он уже не мог съесть больше ни одного кусочка. Насытившись до предела, гость свалился на пол иглу, предоставив своему организму решить сложную задачу — переварить огромное количество поглощенной пищи.
Немного позже ангеко сообщил нам, что вместе с ним пришла одна из его жен, но направилась в другое иглу. Вторая жена шла с ними, пока не выбилась из сил, и он был вынужден оставить ее и отправиться за помощью. Ангеко построил для женщины иглу, а затем поспешил в наше снежное поселение. Утром Ну-ок-конг понес женщине продукты и вскоре привел ее к нам. Тем самым число едоков, готовых помочь израсходовать наши запасы, увеличилось на четыре рта. В дополнение к нашим трудностям на следующий день возвратился Угарнг и привел с собой еще троих изголодавшихся людей, не считая его самого. То были мать Угарнга — Укийокси Нину, его племянник Этерлунг и племянница Укудлир. Итак, все вновь прибывшие оказались родичами Эбербинга.