– Они просто невероятны, верно?
Я не сразу соображаю, что она обращается ко мне.
– Да, верно. – У меня округляются глаза, когда Алистер наносит удар мечом, от которого Честейн вылетает из условного круга, в котором они дерутся. Он летит так быстро, что я уверена – сейчас он собьет с ног нескольких горгулий, и готовлюсь к тому, что вот-вот раздастся оглушительный грохот.
В последний момент они успевают отскочить, и он приземляется в нескольких ярдах, у золотой ограды. На секунду у него делается огорошенный вид, затем на его лице мелькает выражение не то досады, не то смущения. Но он тут же вновь взлетает в воздух и приземляется, врезаясь в Алистера. Я ожидаю, что Алистер отскочит в сторону, но вместо этого он использует инерцию движения Честейна и отбрасывает его в другую сторону. На этот раз тот врезается в ограду, налетев на нее с такой силой, что в ней остается вмятина и из его легких вылетает весь воздух, а толпа горгулий начинает скандировать имя Алистера. Похоже, этот последний бросок сделал его победителем.
Кажется, Честейн хочет возразить, хочет встать и задать Алистеру жару, но, когда скандирование становится еще громче, Алистер раскланивается. Остальные горгульи бросаются к нему, и одна из них поднимает его руку, показывая тем самым, что он чемпион. Тем временем Честейн медленно поднимается с земли, отряхивается и ждет, когда толпа вокруг Алистера немного угомонится, после чего подходит, чтобы поздравить его. На его губах играет широкая улыбка, но в его глазах есть нечто такое, что я начинаю нервничать – и это еще до того, как он поворачивается ко мне, выгнув бровь, и говорит:
– Ну как, ты хочешь попробовать?
– Попробовать что? – недоуменно спрашиваю я.
К нам спешит еще одна горгулья, он держит в руках меч и щит.
– Вот. – Он протягивает их мне. – Попробуй и посмотри, подходят ли они тебе по размеру.
Все внутри меня восстает при мысли о том, что я должна взять эти щит и меч. Потому что, если я их возьму, это будет значить, что я планирую кого-то ранить – или даже убить. Или быть убитой.
– Я не… – Я не договариваю, пытаясь придумать, как объяснить мои колебания военачальнику, который наверняка видел много битв.
Честейн явно хочет услышать объяснение, он спрашивает:
– Что не?
– Я не… – Я замолкаю снова, по-прежнему не решив, что именно я хочу сказать. – Я не из таких королев.
– А из каких? – спрашивает Честейн. Его голос звучит спокойно, но видно, что он не в восторге от этого заявления. Более того, я могла бы поклясться, что на мгновение на его лице мелькнуло отвращение.
Однако это выражение тут же исчезает, как исчезают меч и щит, которые протягивал мне молодой парень-горгулья, а сам он уже спешит прочь.
А Честейн поворачивается и присоединяется к толпе горгулий, окружающих Алистера. Я терпеливо жду, когда их энтузиазм поутихнет, не зная, что мне говорить и что делать. Похоже, мне только и остается, что пребывать в роли стороннего наблюдателя.
Несколько минут Честейн выслушивает хаотичный поток добрых пожеланий, затем приказывает горгульям возобновить тренировку. И они, мужчины и женщины, достают из ножен мечи, берут щиты и вновь начинают практиковаться. Высокая девушка с косами бросается в бой и меньше чем через тридцать секунд опрокидывает своего противника на пятую точку.
– Если ты будешь продолжать в том же духе, то вечером я не смогу даже ходить, не говоря уже о том, чтобы постоять вместо тебя в карауле, – предупреждает он, вставая на ноги.
– Не моя вина, что ты показываешь мне, что собираешься сделать, за целых три секунды до того, как делаешь это, – пожав плечами, отвечает она.
– Неправда! – возмущенно протестует он.
– Да ну? – Она снова поднимает свой меч. – Тогда почему я каждый раз валю тебя на землю?
Он что-то говорит, но я не слышу его слов, потому что Алистер вдруг громко говорит Честейну:
– Мы с тобой говорили не об этом!
Король горгулий подходит ко мне, он явно недоволен и даже немного расстроен.
– Пойдем, Грейс. Нам надо идти.
– Все в порядке? – спрашиваю я, идя вместе с ним по двору обратно к резным дверям.
– Все будет хорошо, когда… – Он обрывает речь и вздыхает. – Все хорошо.
– Ты уверен? – спрашиваю я, когда мы выходим за ворота замка, и я вижу море далеко внизу. Оно бушует, волны ударяются о скалы, и во мне просыпается тоска по дому, по Калифорнии, по пляжам, по моим родителям – тоска, которую я не разрешала себе испытывать уже очень давно. Эта тоска так остра, что у меня дрожат руки и ноет живот. Я стараюсь преодолеть боль… и смаргиваю откуда-то взявшиеся слезы. За последние несколько месяцев я узнала, что горе – это странная вещь. Ты никогда не знаешь, что накатит на тебя и насколько сильно ударит. Тебе ясно только, что это неизбежно произойдет.