– Ты не понимаешь, как давит на меня этот мой дар, какая это тяжелая ноша, тем более, что, когда опасность угрожает тебе, я пускаю его в ход, вообще не раздумывая.
– Но они же хотели нас убить! – На этот раз уже я сама в раздражении запускаю руку в волосы. – Нельзя сказать, что ты просто взял и уничтожил человековолков, которые были ни в чем не повинны. Если бы им представился шанс разорвать наши глотки, они бы не упустили его.
– А что, если в той стае был один волк, похожий на Дауда? Что, если я убил и его?
– Ты не можешь знать, что среди них был кто-то, похожий на Дауда…
– А ты не можешь знать, что его там не было! – рявкает он. – И теперь мы никогда уже этого не узнаем. Вот о чем я говорю.
– И из-за этого ты решил навсегда отказаться от своей магической силы? Несмотря на то, что, скорее всего, ты поступил правильно? Несмотря на то, что те волки могли всех нас убить? – Я качаю головой. – Это глупо. Мы ведем битву за судьбы мира, битву, которая определит, как сверхъестественные существа и обычные люди будут жить многие века, которая определит, будем ли мы жить вообще. Ты – самое мощное оружие, которое у нас есть, и ты хочешь, чтобы я лишила тебя твоей силы, потому что ты боишься совершить ошибку?
– Я ее уже совершил. И не одну, а несколько. – Он качает головой. – И я хотел, чтобы ты забрала у меня мою силу не прямо сейчас, а после того, как мы сразимся с Сайрусом. Но я прошу тебя об этом не потому, что хочу, чтобы ты спасла мир. Я прошу тебя об этом, потому что хочу, чтобы ты спасла меня.
Я явственно слышу в его голосе обиду, и у меня щемит сердце. Она яснее любых слов говорит мне, что я повела себя неправильно. Но можно ли меня в этом винить? Ведь мне никогда не приходило в голову, что он может попросить меня о таком.
И, возможно, зря. Ведь я всегда знала, что у него непростые отношения с его магическими талантами – и из-за того, как Сайрус обращался с ним, когда он был ребенком, и из-за того, каким образом он использовал их, когда впервые попал в Кэтмир. А если добавить к этому все то, что произошло в последние дни, стоит ли удивляться, что у него сносит крышу? И что он думает, будто для него это единственный выход?
Но это не так, не может быть так. Его сила – это неотъемлемая часть его личности, такая же неотъемлемая, как сарказм, который он использует как щит, чтобы держать других на расстоянии, или доброта, которую он так силится скрыть.
Я обескуражена, испугана и здорово расстроена. Как он может просить меня о таком? Сейчас мне хочется одного – натянуть на голову одеяло и сделать вид, будто этого разговора никогда не было. Но, хотя мы и зашли в тупик, я не могу просто взять и оставить все как есть. Ведь очевидно, что Хадсон страдает.
Я не знаю, как это исправить, но, если я буду и дальше спорить с ним, это только усугубит дело. И я со вздохом встаю с кровати и подхожу к нему. Он стоит, опершись одним плечом о стену и скрестив руки на груди – вообще-то обычно он принимает эту чертовски сексуальную позу только тогда, когда хочет сделать вид, будто ему плевать на происходящее, и, раз он решил использовать ее сейчас, то я хреново справляюсь с ролью его пары.
– Послушай, – говорю я, когда снова оказываюсь с ним лицом к лицу – Мы можем поговорить об этом в другой раз?
Он вскидывает бровь.
– Тяжело что-то обсуждать с тем, кто уже все для себя решил.
– Знаешь, то же самое я могла бы сказать и о тебе. – Мне не стоило этого говорить, и я осознаю свою ошибку, едва только эти слова слетают с моих уст. Вот черт. – Я не хотела…
– Ты знаешь, каково это – быть мной, Грейс? Каково это – провести все свое детство взаперти, чтобы стать самым мощным оружием, которое только может существовать? Каково это – каждую секунду стараться сделать так, чтобы никого не ранить и никого не лишить воли?
Меня охватывает печаль. Мне тошно от того, что он страдает, и еще более тошно от того, что ему кажется, будто единственный способ прекратить его страдания – это заставить меня совершить ужасное насилие.
– О, Хадсон, я не могу даже вообразить…
– Вот именно, не можешь. В этом-то и суть. Ты не знаешь и половины о том, как работает моя магическая сила и чего мне стоит обладание ею. – Он с досадой вскидывает руки и поворачивается, чтобы уйти, но в последний момент поворачивается ко мне и очень тихо говорит: – Каждый раз, когда я использую ее, свет внутри меня немного тускнеет. Грейс, я боюсь, что однажды я не смогу отыскать путь обратно – и к тебе, и к себе самому.
– Тогда не используй ее! – прошу его я. Если он не будет использовать свою силу, то все образуется. Ему больше не придется страдать, а мне не придется лишать его того, что делает его им.