– Да, вполне. Удивительно, что могут сделать даже несколько часов сна.
Мне становится не по себе, ведь обычно Хадсон говорит с выраженным британским акцентом, когда бывает зол, и ругается на чем свет стоит. Что же это значит? Он что, притворяется, что с ним все в порядке, но на самом деле это не так? Или же он смирился с моим решением и пытается жить с ним?
И в том, и в другом случае это как удар под дых – ведь мне совсем не хотелось сделать ему больно, – и я не знаю, что мне делать, что говорить, чтобы он почувствовал себя лучше.
В конце концов он поднимает стаканчик с кофе, держа его так, чтобы мне пришлось постараться, чтобы до него дотянуться.
– У тебя есть пятнадцать секунд, чтобы проснуться и взять его, – поддразнивает меня он, – или я вылью его в раковину.
– Ты не посмеешь! – восклицаю я, хватаясь за спасательный круг, который он бросил мне. Который он бросил нам обоим.
– Ты так считаешь? – Он пытается встать, но я хватаю его и дергаю вниз, затем жадно тянусь к кофе.
– Давай его сюда! – говорю я ему.
Он с улыбкой протягивает его мне.
– Я искал в четырех местах, но, похоже, в Ирландии нелегко найти как «Доктор Пеппер», так и «Поп-Тартс». – Он держит в руке белый бумажный пакет. – Тут фруктовый салат, йогурт, кекс и сандвич из пекарни неподалеку.
– Из какой такой пекарни? – удивляюсь я, глядя в окно на утесы и бушующий океан – больше отсюда ничего не видно. А рядом есть только два дома, в которых поселились остальные. – Где она?
Он пожимает плечами.
– Ну, возможно, она находится не совсем неподалеку. Но я даю хорошие чаевые, и это решает дело.
– Ну еще бы. – Я закатываю глаза, поставив свой на удивление вкусный кофе на прикроватную тумбочку и взяв пакет. У меня слюнки текут – ведь я так давно не ела ничего, кроме «Поп-Тартс». Возможно, Хадсон прав – нельзя жить на одних «Поп-Тартс», как бы тебе того ни хотелось.
– А как насчет Мэйси и остальных? – спрашиваю я, поддев вилкой виноградину.
– Я заказал еду и им тоже, – отвечает он, отпив большой глоток воды из бутылки на комоде.
– Ты лучший, – говорю я с улыбкой, наконец начиная по-настоящему расслабляться. «Между нами все хорошо, – говорю я себе. – И с Хадсоном все в порядке. Возможно, нам действительно просто нужно было немного поспать».
Он наклоняет голову набок, как бы говоря: «Само собой».
– Я стараюсь.
Пока я ем, мы ни о чем таком не разговариваем – только об Ирландии, наших друзьях, о Сайрусе, – но как только я проглатываю последний кусок сандвича, Хадсон берет меня за руку.
– Нам надо поговорить.
Вот зараза. Плакал мой оптимизм. Как и моя способность нормально дышать. Потому что, хотя я поспала несколько часов, это не заставило меня передумать.
– Извини, Хадсон, но…
– Не беспокойся. – Он жестом останавливает меня. – Я не об этом.
– Тогда о чем? – настороженно спрашиваю я. – Хорошие разговоры никогда не начинаются с таких слов.
– Может, и так, – с невеселым видом отвечает он. – Но есть разные степени плохого, и то, что я собираюсь сказать, не из этой оперы.
– Понятно. – Я делаю последний глоток бодрящего кофе и чувствую, как от подступившей паники у меня в животе разверзается пустота. Я начинаю сожалеть о том, что столько всего съела. – Так насколько это плохо?
– Это вообще не плохо, если смотреть на ситуацию в перспективе.
– Фантастика. Я хочу сказать – кто не любит играть в долгую? – Я испускаю тяжелый вздох, готовясь к тому, что он собирается сказать, что бы это ни было. – Ну хорошо. В чем дело?
Он начинает говорить, затем обрывает речь и нервно смеется.
– Почему бы нам обоим не расслабиться на секунду?
Я вскидываю бровь.
– По-моему, этот поезд уже ушел.
– Это точно. Ты права. – Он вздыхает.
Он надолго замолкает, и мне кажется, будто в тишине проходит целая вечность.
Я чувствую себя как на иголках, меня снедает тревога. Я пытаюсь уверить себя, что что бы Хадсон ни собирался мне сказать, это не так уж и важно, но Хадсон не из тех, кто суетится по пустякам – подтверждением тому может служить вчерашний вечер. Так что что бы это ни было, это все-таки важно, а нынче важное почти всегда бывает плохим.
– Я тут думал о Дворе горгулий, – наконец говорит он, когда я уже начинаю психовать.
Я не ожидала, что наш разговор примет такой оборот, и несколько секунд просто смотрю на него, моргая, затем говорю:
– И что? – И прежде, чем он успевает что-то сказать, продолжаю: – Я знаю, все считают, что у меня был глюк, но я клянусь…