Опьяненная восторгом и радостью, я упражнялась в своем мастерстве еще час или два. Ухватив прядь света, я вила и изгибала ее, забавлялась с ней, как с волокном ткани, как с комком глины: она танцевала, распрямлялась, трепетала в моих руках, удерживаемая мной, но не изменяемая. Я без помех переносила свет чар на ткани, с некоторым усилием – на деревянные панели и с неимоверным трудом, еле-еле – на стеклянные поверхности. Я рассмеялась: ах, если бы судовладелец узнал про тот бесценный, хоть и невидимый дар, что я преподнесла убранству его каюты! Да, не все еще получалось, я действовала неуклюже и медленно, но во мне крепла уверенность – я смогу. Смогу зачаровать ткань на ткацких станках или ядра, отлитые в формах.
Я отпустила нити света, и они растворились в воздухе. А теперь – следующий шаг, на который я отважилась не без внутренней борьбы: заглянула в свою душу и отыскала в ней глубоко-глубоко запрятанное, но мечтающее вырваться на свободу болезненное терзание, мучившее меня из-за наложенного мною проклятия. Как это ни тяжко, но я должна узнать, смогу ли справиться с ним. Вытянув из воздуха блестящую жирную чернильно-черную полосу, закрутила ее в тонкую спираль. Я могла забавляться с ней и держать ее точно так же, как и зачарованную нить света, но когда я поднесла ее слишком близко к покрывалу с запечатленным на нем золотым колечком, тьма отпрянула, словно не желая соседствовать со своим соперником. Мне не хотелось размещать чару проклятия на покрывале, но и рассеивать ее в воздухе мне тоже было не с руки – мне ведь следовало понять, подвластна она мне или нет. Поэтому я поднесла ее к чаше с кувшинками и погрузила в воду, уверенная, что она в ней и растворится.
Вода немедленно помутнела – чуть-чуть, подернувшись блеклой, почти прозрачной серой пленкой. Интересно, подумала я, что же я такое сделала? Смогу ли я потом вытянуть проклятие из воды, как я когда-то вытянула его из шали? Или оно останется там навечно?
Я легла на постель и закрыла глаза. На меня навалилась привычная усталость: колдовство всегда отнимало силы, а сейчас, наводя чары без иглы и нити, я утомилась вдвойне. Не желая того, я провалилась в сон, убаюканная мерным покачиванием корабля. Проснулась я от топота ног по палубе и скрипа снастей – матросы трудились в поте лица.
Я взглянула на чашу с кувшинками и обомлела.
Цветы завяли. Зеленые листья и стебли почернели и сморщились, лепестки засохли и опали, а приторный душистый аромат сменил спертый запах гнили и тлена.
Трясущимися руками я схватила кувшинки, швырнула их в проржавевшее мусорное ведро и уставилась в воду. На сумрачные пятна проклятия упал луч света, и они слабо замерцали. Взяв себя в руки, я принялась вытягивать зло из воды. До боли в пальцах колдовала я над сверкающими чернотой бликами, пока они не соединились воедино – вначале в расплывшуюся кляксу, затем, растянувшись, словно чернильно-черная ириска, в темную прядь. Подняв в воздух, я развеяла ее.
Дрожа, опустилась на кровать. То, с чем я столкнулась, оказалось намного большим, чем простое наведение чар и проклятий. В тонкой искрящейся нити проклятия заключалась сама жизнь и смерть, и никто не знал, что теперь эта нить полностью мне подвластна.
Когда пришел Теодор, я задумчиво глядела в очищенную воду чаши.
– Ты не проголодалась? – заботливо спросил он. – Время ужинать, а ты еще даже не обедала.
Я покачала головой: хотя наведение чар всегда возбуждало во мне волчий аппетит, сейчас мне было не до еды. Я рассказала Теодору о своих опытах, и его гордость моими достижениями быстро сошла на нет, когда он услышал, что чистейшая черная магия сотворила с кувшинками. Мы решили, что дальнейшие мои исследования в этой области не только неразумны, но и нежелательны. В конце концов я же не хочу утопить кого-нибудь – неважно, человека или другое живое существо – в мутной пучине злонамеренного колдовства.
– Прошу тебя, никому не говори об этом, – попросила я. – Разумеется, я сама завтра всем расскажу о наведении чар, но проклятия… Наверняка им захочется их использовать. Но захочу ли я – вот в чем вопрос… И я не знаю, по силам ли мне удержать в повиновении черную магию?
– Конечно, – заверил меня Теодор. – Я и представить себе не мог, что дойдет до такого, когда мы с тобой начали экспериментировать с различными способами создания и наложения чар.
Он вздохнул и нахмурился.
– Ты тут ни при чем, – воскликнула я. – К тому же… к тому же мы знаем, что серафцам ничего подобного даже не снилось, да? Иначе они непременно испытали бы это на мне.
Похоже, и эта моя шутка оказалась не самой удачной.