– Здесь велись самые ожесточенные бои, – рассказывал Фидж, когда мы миновали Площадь фонтанов. – Каменный замок хорошо охранялся, и его гарнизон защищался отчаянно. Нам никак не удавалось застать их врасплох, они все время были начеку, но один из наших пробрался внутрь и открыл дверь, ведущую из тоннеля на Речную улицу.
Я вздрогнула: лишь несколько дворян знали об этой секретной двери. Теодор посвятил меня в тайну, когда мы пытались предотвратить мятеж Средизимья.
– И ты знаешь, кто это был? – спросила я.
– Я так думаю, это был наш командор Отни, – светясь от гордости, поделился со мной догадками Фидж.
Искоса взглянув на Альбу, я покачала головой – надо же, у Красных колпаков нашелся загадочный союзник среди знати. Интересно, кто он. Может, Эмброз, подумала я, хотя о брате Теодора мы давно не получали никаких известий.
– Одним словом, мы напали на них в Каменном замке, выбили на улицу и вышвырнули вон из города.
Я бросила прощальный взгляд на старую крепость, на узкие щели бойниц и внушающие трепет высокие стены, завешанные красными флагами, трепетавшими на ветру истертыми краями.
Фонтан посреди площади был почти разрушен, вырезанные из камня фигурки оленей и лебедей – разбиты и обожжены. Вдоль витрин магазинов на ближайшей к фонтану улице стояли колодки – пыточные орудия, когда-то применявшиеся для воришек и прочих мошенников. Теперь им нашли новое назначение. Мне стало дурно, и даже Альба, побледнев, задрожала и отвернулась.
Закованные в колодках сидели мертвецы – мужчины и женщины, аристократы и аристократки в изодранных дождем и иссушенных солнцем одеждах – некогда тонких шелках и изысканных нарядах. Стена за их спинами была изрисована грубо намалеванными гербами вперемешку с непристойными поношениями. Люди же… Комок застрял у меня в горле, и меня чуть не вывернуло наизнанку. Мертвецы находились тут не меньше двух недель, они почернели и разложились, кожа их отслоилась, туловища вздулись, кости усохли, и бездыханные тела превратились в некое подобие жалких, бездарно вытесанных марионеток. Одного из них я опознала – Хардинголд. Его герб, два танцующих медведя, нещадно исказили, и теперь медведи болтались на виселице. Под гербом лежали еще два тела, но я не могла разобрать, принадлежало ли одно тело женщины в изорванном и заляпанном голубом шелковом платье Паулине.
– Вы их убили, а потом усадили здесь, словно кукол? Словно восковые фигуры? – сорвалась я на крик.
– Нет, мы их не… – Фидж вжал голову в плечи и, запутавшись в словах, начал заново. – Это такой способ наказания для тех, кто поддерживает роялистов.
– Создатель всемилостивый, – пробормотала Альба.
Я потеряла дар речи. Скользнув глазами по стене, я увидела еще один знакомый герб – Крестмонт. Под гербом, словно тряпичные куклы, валялись два тела. Крестмонт перехитрил самого себя, подумала я с тоской. Если бы он поехал на саммит вместо того, чтобы подстрекать к смуте, он бы остался жив. Искусная вышивка на его заляпанных грязью чулках приковала к себе мое внимание: предполагал ли он утром, когда подвязывал их, что его ждет жестокая казнь?
Мне хотелось рыдать горючими слезами: это не мой город, не моя Галатия, не мои друзья и соседи. Мои друзья не были способны на подобные злодеяния. Да, те люди выступали против реформ, они попрали закон, предали свою родину и, как я считала, заслуживали казни. Но не такой. Они не заслуживали пыток ради забавы палача, не заслуживали бесчестия ради увеселения толпы.
– Но почему так? – вскричала я.
– Командор Отни говорит, что есть два пути – либо присоединиться к нам, либо умереть. Третьего не дано. А это…
– А это наверняка доказало нравственное величие вашего правого дела, – бросила Альба. – Да помилуй вас Бог.
Фидж пропустил ее слова мимо ушей, я же взяла састра-сет за руку. Она крепко сжала мою ладонь в ответ.
– Командор Отни говорит, война есть война, – заупрямился мальчишка.
– Командор Отни сам затеял эту войну, – отрезала я, но отвращение, которое испытывала к Нико полгода назад, прошло – теперь я понимала, как тяжко ему приходится, как терзают его и неопределенность этой войны, и страх ее проиграть, ибо проигрыш означал его собственную безобразную смерть. – Аристократы, которых вы… казнили, в самом деле активно поддерживали роялистов? Никого не отправили на плаху только потому, что он – представитель знатного рода?