– Ясное дело, нет, – высокомерно вскинул голову Фидж. – Все делалось по-честному: схватили и судили.
Мне как-то мало верилось в справедливость подобного правосудия. Будь моя воля, я бы больше не задавала вопросов, но я должна была кое-что узнать.
– Брат принца Теодора, Эмброз, находился в городе, когда мы уехали на саммит…
– Ну и? – Фидж пнул попавшийся под ноги камень.
– Он ведь не среди тех, кто в колодках, верно?
Фидж побледнел.
– Если он за нас, то, разумеется, нет! Послушайте, мисс Софи, конечно, командору Отни за всеми не уследить, бывает, люди немного дают себе волю. Но мы и пальцем никого из королевской семьи не тронули, ясно?
От этого «мы» меня передернуло: двенадцатилетний паренек не должен принимать участие в войне и казнях.
– Командор Отни не может знать всех погибших наперечет.
– Конечно, я понимаю, – произнесла Альба, – что во время войны нет времени вести списки погибших, но скорбящие не перестанут молиться за спасение душ умерших.
Озадаченный Фидж раздраженно пожал плечами и махнул в сторону кафедрального собора.
– А вот и наш цейхгауз.
– Простите мою невежественность, я не из Галатии, – молвила Альба, – но это место больше похоже на храм.
– Командор Отни говорит, от одного товарного склада толку больше, чем от всех этих фимиамов и божественных песнопений, вместе взятых. Он говорит, что Святой Деве Галатии пора засучить рукава – молитвами сыт не будешь.
– О, так он у нас теперь и философ, – пробормотала я, и мы вошли внутрь.
Внутри, в свете ярко горевших свечей, сновали и трудились люди. Мужчины разбирали старые мушкеты, чистили их, смазывали маслом проржавевшие замки́. Напротив них старики – и мужчины, и женщины – отливали свинцовую дробь: расплавленный металл выливался в формы, а одна из женщин, по виду слепая, вела тщательный учет получавшимся свинцовым шарикам. В центре собора, рядом с алтарем, с которого сорвали узорчатые покровы и больше не окуривали ладаном, зарывшись в рулоны льна, сидели и шили молодые женщины.
У самого алтаря, прислонившись к нему спиной, сидела Алиса. На коленях ее покоилась груда небеленого льна. Не замечая меня, Алиса проложила длинный стежок и закрепила его невообразимо сложным узлом. Ее подрядили на грубую поденную работу, не имевшую ничего общего с тем, что она делала в моем ателье. Теперь вместо изящных платьев и элегантных стежков, которые когда-то умело накладывали ее ловкие пальцы, она мастерила простые рубахи – временную форму для армии голодранцев.
Прежде чем я успела хоть что-то сказать, из бокового нефа вынырнула Эмми с катушками ниток и кривобокой подушечкой для булавок в руках.
– Софи! – закричала она, выронила подушечку, и та шлепнулась у ног Алисы.
Алиса вздрогнула, подняла голову и вдруг осознала, что Эмми смотрит прямо на меня.
– Как вас сюда занесло? – бросилась ко мне Эмми, но резкий окрик суровой пеллианки остановил ее посреди прохода.
– А ну, куда поскакала? Работать кто будет?
– Отвяжись от нее, Магз, – бросила Алиса, аккуратно отложила рубаху, которую шила, и поднялась.
Каких бы высот эта Магз ни достигла в армии Нико, со мной, легендой, ей было не тягаться. По собору пронесся взволнованный шепоток, работа замерла, и все уставились на меня. Я чувствовала себя одновременно и важной персоной, и мелкой сошкой, неуклюжей и все еще недостаточно великой, чтобы оправдать ожидания этих людей. Где-то в приделе храма заплакал ребенок.
– Алиса! – воскликнула я. – Как ты? А ты, Эмми?
Личина мифологической Софи отлетела прочь, и я снова стала сама собой. Альба, чтобы не смущать нас, отошла к одной из ниш, где когда-то возжигали свечи кающиеся грешники. Теперь ниша была пуста, не осталось даже подсвечников – они пошли на нужды армии.
– Все затрещало по швам в мгновение ока, – сказала Алиса, взяв меня за руку. – Я… Мы… Мы закрыли магазин и прятались до тех пор, пока не миновало самое страшное.
– Мне даже домой было не попасть, – охнула Эмми, – и я осталась у Алисы. Но сейчас все в порядке, – поспешно добавила она.
– А что с остальными?
Алиса поджала губы.
– Половина нашего района сгорела дотла. Даже страшно представить, сколько людей погибло в огне. От пушечных ядер, дубинок… Да отчего только не погибали!